усовершенствовании себя, и в эмоциональном интеллекте, и чтобы людям с ним было хорошо, и чтобы был невротик весь такой осознанный. Но вот в одном он не продуктивен – в том, чтобы слышать себя и беречь.
Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик. А когда лошадка добежит за морковкой, она забудет об этом и побежит за новой морковкой.
В такой беготне невротик часто забывает самое главное – себя.
Давай я сейчас напишу кое-что, а ты ответишь сама себе на вопрос, что ты чувствуешь.
Представь, что на дворе время, которое многие люди считают лучшим в нашей стране. Май. Время расцвета природы, когда ты уже скинула свой осточертелый пуховик и, возможно, даже пару-тройку с зимы наеденных килограммов. Поют дивные птицы, листва на деревьях еще салатового цвета, не то что в июле. Длинные майские праздники только начинаются, и ты едешь в город своего детства.
Электричка делает последний «чух», и хоть интеллигенты говорят, что вставать в очередь к выходу – это дурной тон, ты уже стоишь – какая к черту интеллигенция, когда едешь к ней. К маме. Когда едешь туда. Домой.
Да, ты уже сто лет ипотечник, и в приложении такси дом отмечен на совсем другой точке, но пока нас никто не слышит из осознанных, таких очень взрослых в свои 30, таких прокачанных энергетически и психически… «Я еду домой! К маме!»
И еще раз громко и все вместе: «К маме! На улицу Ленина 48 дробь 1, квартира 15!»
А мама там котлетки жарит.
У тебя, ипотечника, уже давно панкреатит, но на мамины котлетки он не распространяется. Жир с маминых котлеток встречает панкреатит, весь этот хеликобактер пилори… и хеликобактер отступает: здесь даже нет смысла сражаться.
«Господи, прими за лекарство», – говоришь ты. И куриный фарш, слепленный будто в самом раю небесными ангелами, отправляется вниз по пищеводу, чтобы добраться до сердца. Он же идет прямо туда, да? Я уверена, в сердце есть специальное окошечко для маминых котлет. Сердце же – как собранный пазл, и мамины котлеты – одна из деталек. Она появилась там когда-то давно, и ты ее не замечала. А когда уехала, в собранном пазле образовалась дырка. И вот теперь стало заметно.
И ты сидишь на этой маленькой кухне, на этом маленьком диване, будто и не было этих пятнадцати лет вдали от дома. Мама снует по кухне туда-сюда (господи, где там сновать, пять метров, но твой приезд и ее энергия – словом, у мамы кардиотренировка). Может, дело в ее волшебном фартуке? Старом фартуке, и сколько уже новых ты ей передарила… Ручной работы, шелковых и дорогих, фартуков с хипстерских ярмарок, которые она, конечно, все положила на антресоль. До лучших времен. Мама продолжает кружить по кухне, цветы на старом фартуке кружат вместе с ней, и тебе кажется, что скоро ты заснешь, наконец заснешь, после этой нескончаемой гонки от метро до работы, от работы до детского сада, от детского сада до домашнего дивана, на который ты садишься, а там чаты, которые надо прочитать. Иначе ребенок завтра пойдет без купленных чешек, которые просят «ва-а-апще-та, уже два дня, имейте совесть, родители!!!». И решение по поводу поимки старушки, выставляющей свой мусор в подъезде, примут без тебя… А про школьные чаты остальных двух детей ты даже думать не хочешь. Почему-то, даже если ребенок один, чатов три: чат с учителем, чтобы казаться адекватным; чат без учителя, чтобы обсуждать учителя; и чат родительского комитета, чтобы решать про чешки.
Мама делает последнее вальсирование, и цветы на ее фартуке успокаиваются. На столе воцаряются дышащие паром котлеты. Мир перестает вращаться. И пазлик, которого так долго не было в сердце, возвращается на свое исконное место.
«А больше ничего и не надо», – думаешь ты, доедая четвертую. «Мам, я прикорну с дороги?» Телефон тренькает свежими уведомлениями с чатов. «Хрен с вами», – произносишь вслух ты, не стесняясь мамы. Мама, кардиолог районной поликлиники, диагностирует у тебя котлетное опьянение и обещает завтра повторить.
На этом моменте я хочу спросить тебя.
Как ты, дорогая?
Где сбилось твое сердце, а где снова включилось?
Где оно забилось в три раза быстрее, а где ты почувствовала накатывающий сон?
Как вообще сейчас твое тело? Мы его игнорируем часто, будто оно и не наше, будто то, что мы достигаторы и невротики, дает нам право его использовать как арендованную квартиру, при заселении в которую нам сказали: «Делайте что хотите, до вас все равно наркоманы жили».
Так что, как твое тело? Оно отдохнувшее или все так же готово к бегу?
Что с морщинкой меж бровей?
Лоб расслаблен или сжат так, что любая собака-шарпей позавидует этим складкам? Плечи стремятся ввысь или они наконец вернулись на свое законное место, как тебе все время напоминал твой учитель по йоге?
Грудь вздымается мерно или ты дышишь так, будто все маньяки города Москва бегут за тобой и даже, сволочи такие, догнать не могут, а потому бег длится долго?
Живот расслаблен и выкачен за пределы джинс (да-да, это норма) или ты и сейчас все втягиваешь в себя, включая содержимое кишечника, который ты не опорожняла уже третий день из-за нехватки времени? А ты сходи, сходи, я подожду, как видишь, я тут без комплексов совсем с тобой разговариваю.
А как вернешься, я продолжу спрашивать у тебя, расслаблены ли ноги или ходят ходуном? Пальцы ног поджаты?
По внешнему виду твоей спины можно сделать вывод, что ты в данный момент пробуешь себя на роль Горбуна в мюзикл «Нотр дам де Пари»?
Осмотри как бы со стороны свое тело сейчас. Какое оно производит впечатление? Что ты можешь сказать об этом человеке? Ты хотела бы с ним сейчас общаться? Слушать его? Учиться его житейской мудрости, смеяться в голос над его шутками, пить с ним настоечку?
Или все, что ты хотела бы с ним… это дать ему мягкий теплый плед.
Завернуть его туда с пяточками, как на мамины ручки.
И дать ему наконец в кои-то веки… прийти в себя.
Как давно ты спрашивала себя обо всем этом, милая?
Честно? Мне кажется, многие даже ни разу в жизни.
Знаешь, в Турции я как-то словила волну. То есть там нет серферских школ, но в определенный момент я сама ее нашла. Я сама своего рода серфер, ага. Эмоциональные качели самой себе? Легко. Завышенные требования? Всенепременно. Ну ребята, ну как же так, ну вон же
