предложение по книге редакторам всех крупных издательств.
— Хорошо, — отвечает он, — потому что это займет не больше десяти секунд.
Я сдуваюсь. Хорошие новости не доставляются так быстро. А вот плохие — да.
— Никому не нужна рукопись? — я знал, что лучше не надеяться, но все равно втайне делал это. Я прижимаю телефон к уху плечом и проверяю, пуст ли бочонок.
— Проблема не в твоей рукописи. Ты начинающий автор, и у тебя нет никаких социальных сетей. Издателям нужно от тебя хоть какое-то присутствие в сети. Они не хотят нести полную ответственность за твой маркетинг, — Дом прочищает горло. — Кроме того, все сидят в Интернете, так что тот факт, что ты не сидишь, выглядит странно.
Я держу язык за зубами, отключая линию подачи углекислого газа. Я странный, раз не делюсь фотографиями своего ужина с незнакомцами?
— Я же говорил, что такое может случиться, — напоминает мне Дом.
Прямо сейчас мне хочется взять его за шею и повалить на землю, как я делал, когда мы были детьми, до того, как он уехал в Нью-Йорк в колледж и больше не возвращался.
— Да, я знаю.
Я поднимаю ручку переходника у основания крана, где он соединяется с бочонком, и поворачиваю ее против часовой стрелки.
Не могу поверить. Я работал над этой рукописью четыре года. На этих страницах моя душа. А теперь она не получит возможности быть рассмотренной, потому что цена входного билета — присутствие в Интернете.
FML[xvii].
Получи, Лекси. Я знаю аббревиатуру.
— Мне пора, — говорю я, подсоединяя переходник к новому бочонку.
— Подумай о социальных сетях, — говорит Дом, совсем не мягко. — Ты не сможешь выиграть, если не будешь играть.
— Так говорят люди, которые покупают лотерейные билеты.
— И двадцатишестилетние писатели, которые находятся на расстоянии одного разочарования от того, чтобы увидеть, как их мечты сгорают в огне.
— Мудак, — бормочу я, выходя из комнаты с бочонками и закрывая за собой дверь.
— Иди смешивать напитки, плакса. Позвони мне, когда будешь готов показать себя.
Он вешает трубку, и я убираю телефон в карман. Дом изрядно нагрубил мне, но никто и никогда не верил в меня так, как он. Он годами позволял мне читать ему свои истории вслух. Отчасти благодаря мне он стал литературным агентом. Он часть причины, по которой я продолжаю писать.
Иди смешивать напитки, плакса.
Его резкие слова сопровождают меня на пути обратно к музыке, толпам людей, раскачивающимся на месте и смеющимся. Скоро все успокоится, как только все перейдут в ряд баров и клубов, расположенных через несколько улиц.
Удрученный, я на автопилоте возвращаюсь к своим обязанностям.
Работа барменом в модном ресторане не самая плохая, но я не хочу заниматься этим вечно.
ГЛАВА 4
Пейсли
Все в стельку пьяны, включая мою маму. Они обсуждают, куда бы им пойти, а я мечтаю вернуться в отель. Удобные треники, бокал розé и пульт дистанционного управления — вот что я представляю себе в идеальный пятничный вечер. Мне также не хотелось бы тратить деньги на роскошный номер, за который заплатила моя мама. Халат, висящий в шкафу отеля, мягче, чем мех новорожденного котенка, и на нем, по совпадению, написано мое имя.
Я задержалась в ресторане, чтобы оплатить счет с помощью кредитной карты, которую я указала, чтобы зарезервировать столик. Я должна встретиться с остальными участниками вечеринки у входа, но какова вероятность того, что они будут слишком пьяны, чтобы запомнить мои инструкции, и отправятся в следующий пункт назначения без меня? Довольно высока, учитывая, что я и так чувствую себя не в своей тарелке.
Как и в гостиничном номере, они ненамеренно поместили меня на окраину, но так уж получилось. У меня нет смешных или милых историй о Сиенне и Шейне, как у других четырех женщин в нашей группе. Я фальшиво улыбаюсь и смеюсь во время их рассказов, но в остальном я молчу.
Официантка, Лекси, приносит мне чек на подпись. Чаевые включены, но я добавляю сто долларов и закрываю счет. Пусть сегодня хоть с кем-то случится что-то хорошее.
Я знала, что этот уик-энд станет для меня самым настоящим испытанием терпения, но это уже сложнее, чем я думала. Если не подружки невесты и не то, как они цепляются за каждое слово моей сестры, то это она сама и то, как она не перестает восхищаться Шейном. Я отключилась от нее на полпути к ужину, а потом со злости доела картошку фри с чили, пока она рассказывала о том, как заболела, а он принес ей суп, крекеры и газированную воду.
Пройдя через весь ресторан, я вхожу в женский туалет и проскальзываю в единственную свободную кабинку посередине.
Две двери по обе стороны от меня открываются, каблуки стучат по кафелю, и из раковины течет вода.
Раздается голос:
— Это жалко, да?
В ответ раздается второй:
— Ох, определенно.
Я замираю. Мне знакомы эти голоса. Это две подружки невесты моей сестры, но я не знаю, какие именно.
— Как она вообще выжила сегодня? Я думала, она умрет, когда Сиенна сказала, что Шейн прозвал ее Блондиночкой.
Мои локти ударяются о колени, а голова опускается на руки. Они говорят обо мне. Как неловко.
Если уж на то пошло, они ошибаются. Мне не захотелось умирать, когда Сиенна сказала, что Шейн прозвал ее так же, как и меня. На самом деле мне хотелось ударить по его гладкой челюсти. Не потому, что это задевает мои чувства, а потому, что моя младшая сестра заслуживает лучшего, чем остатки моего прозвища.
В воздухе раздается пронзительный звук застежки-молнии, за которым следует шум рытья в чем-то. Вероятно, сумочке. Я смотрю на плитку в форме сот, ожидая, когда они закончат и уйдут.
— Я бы не стала устраивать девичник для своей сестры, когда она выходит замуж за моего бывшего.
— Я знаю, верно? Сиенна сказала, что она также не приведет на свадьбу спутника.
Наступает пауза, и я представляю себе выражение шока и ужаса.
— Ауч.
— Я думаю, она все время работает, и у нее нет жизни.
— Это Сиенна тебе так сказала?
— Скорее, я услышала то, чего она не сказала.
Я вскидываю голову. Руки трясутся, лицо пылает, слова Паломы смешиваются с нынешними сплетнями. Я могу позволить своей семье обойти меня стороной, но именно здесь я провожу черту. Я выйду из кабинки и буду наблюдать, как у этих девчонок откроются рты, когда они поймут, что я слышала каждое слово.
Вот только за ужином я выпила три
