Книга Скитальцы. Пьесы 1918–1924 - Владимир Владимирович Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, все века, прозрачные, лепные
тобой, любовь, снутри озарены, —
как разноцветные амфоры… Сны
меня томят, апокрифы земные…
Века, века… Я в каждом узнаю
одну черту моей любви. Я буду
и вечно был: душа моя в Иуду
врывается, и – небо продаю
за грешницу… Века плывут. Повсюду
я странствую: как Черный Паладин,
с Востока еду в золотистом дыме…
Века плывут, и я меняюсь с ними:
Флоренции я страстный властелин,
и весь я – пламя, роскошь и отвага!..
Но вот мой путь ломается, как шпага:
я – еретик презренный… Я – Марат,
в июльский день тоскующий… Бродяга —
я, Байрон, – средь невидимых дриад
в журчащей роще – что лепечет влага?
Не знаю, – прохожу… Ловлю тебя,
тебя, Мария, сон мой безглагольный,
из века в век!.. По-разному любя,
мы каждому из тех веков невольно
цвет придаем, – цвет, облик и язык,
ему присущие… Тоскуем оба:
во мне ты ищешь звездного огня,
в тебе ищу – земного. У меня —
два спутника: один – Насмешка; Злоба —
другой; и есть еще один Старик —
любви моей бессмертный соглядатай…
А вкруг тебя скользят четой крылатой
два голубиных призрака всегда…
Летит твоя падучая звезда
из века в век, – и нет тебе отрады:
ты – Грешница в евангельском луче;
ты – бледная Принцесса у ограды;
ты – Флорентийка в пламенной парче,
вся ревностью кипящая Киприда!
Ты – пленница священного Мадрида,
в тугих цепях, с ожогом на плече…
Ты – девушка, вошедшая к Марату…
Как помню я последнюю утрату, —
как помню я!.. Гречанкою слепой
являешься – и лунною стопой
летаешь ты по рощице журчащей.
Иду я – раб, тоску свою влачащий…
Века, века… Я в каждом узнаю
одну черту моей любви; для каждой
черты – свой век; и все они мою
тоску таят… Я – дух пустынной жажды,
я – Агасфер. То в звездах, то в пыли
я странствую. Вся летопись земли —
сон обо мне. Я был и вечно буду.
Пускай же хлынут звуки отовсюду!
Встаю, тоскую, крепну… В вышине
моя любовь сейчас наполнит своды!..
О, музыка моих скитаний, воды
и возгласы веков, ко мне… ко мне!..
Полюс
Драма в одном действии
…He was a very gallant gentleman.
Из записной книжки капитана Скотта
Внутренность палатки. Четыре фигуры:
Капитан Скэт, по прозванию Хозяин, и Флэминг полусидят,
Кингсли и Джонсон спят, с головой закутавшись.
У всех четверых ноги в меховых мешках.
Флэминг
Двенадцать миль всего, – а надо ждать…
Какая буря!.. Рыщет, рвет… Все пишешь,
Хозяин?
Капитан Скэт
(перелистывая дневник)
Надо же…
Сегодня сорок
четыре дня, как с полюса обратно
идем мы, и сегодня пятый день,
как эта буря держит нас в палатке
без пищи…
Джонсон
(спросонья)
Ох…
Капитан Скэт
Проснулся? Как себя
ты чувствуешь?
Джонсон
Да ничего… Занятно…
Я словно на две части разделен:
одна – я сам – сильна, ясна; другая —
цинга – все хочет спать… Такая соня…
Капитан Скэт
Воды тебе не надо?
Джонсон
Нет, спасибо…
И вот еще: мне как‐то в детстве снилось —
запомнилось, – что ноги у меня,
как посмотрел я, превратились в ноги
слона.
(Смеется.)
Теперь мой сон сбылся, пожалуй.
А Кингсли – как?
Капитан Скэт
Плох, кажется… Он бредил,
теперь – затих.
Джонсон
Когда мы все вернемся —
устроим мы такой, такой обед —
с индейкою, – а главное, с речами,
речами…
Капитан Скэт
Знаем – за индейку сам
сойдешь, когда напьешься хорошенько?
А, Джонсон?..
Спит уже…
Флэминг
Но ты подумай —
двенадцать миль до берега, до бухты,
где ждет, склонив седые мачты набок,
корабль наш… между синих льдин! Так ясно
его я вижу!..
Капитан Скэт
Что же делать, Флэминг…
Не повезло нам. Вот и все…
Флэминг
И только
двенадцать миль!..
Хозяин, – я не знаю —
как думаешь, – когда б утихла буря,
могли бы мы, таща больных на санках,
дойти?..
Капитан Скэт
Едва ли…
Флэминг
Так. А если б… Если б
их не было?
Капитан Скэт
Оставим это… Мало ль,
что можно допустить…
Друг, посмотри‐ка,
который час.
Флэминг
Ты прав, Хозяин… Шесть
минут второго…
Капитан Скэт
Что же, мы до ночи
продержимся… Ты понимаешь, Флэминг,
ведь ищут нас, пошли навстречу с моря —
и, может быть, наткнутся… А покамест
давай‐ка спать… Так будет легче…
Флэминг
Нет, —
спать не хочу.
Капитан Скэт
Тогда… меня разбудишь —
так – через час. Не то могу скользнуть…
скользнуть… ну, понимаешь…
Флэминг
Есть, Хозяин.
(Пауза.)
Все трое спят… Им хорошо… Кому же
я объясню, что крепок я и жаден,
что проглотить я мог бы не двенадцать,
а сотни миль? – так жизнь во мне упорна.
От голода, от ветра ледяного
во мне все силы собрались в одну
горячую тугую точку… Точка
такая может все на свете…
(Пауза.)
Джонсон,
ты что? Помочь?
Джонсон
Я сам – не беспокойся…
Я, Флэминг, выхожу…
Флэминг
Куда же ты?..
Джонсон
Так – поглядеть хочу я, не видать ли
чего‐нибудь. Я, может быть, пробуду
довольно долго…
Флэминг
Ты – смотри – в метели
не заблудись…
Ушел… Вот чудо: может
еще ходить, хоть ноги у него
гниют…
(Пауза.)
Какая буря! Вся палатка
дрожит от снегового гула…
Кингсли
(бредит)
Джесси,
моя любовь, – как хорошо… Мы полюс
видали, я привез тебе пингвина.
Ты, Джесси, посмотри, какой он гла —
гла – гладенький… и ковыляет… Джесси,
ты жимолость…
(Смеется.)
Флэминг
Счастливец… Никого‐то
нет у меня, о ком бы мог я бредить…
У капитана в Лондоне жена,
сын маленький. У Кингсли – вот – невеста,
почти вдова… У Джонсона – не знаю,
мать, кажется… Вот глупый – вздумал тоже
пойти гулять. Смешной он, право, – Джонсон.
Жизнь для него – смесь подвига и шутки,
не знает он сомнений, и пряма
душа его, как тень столба на ровном
снегу… Счастливец… Я же трус, должно быть;
меня влекла опасность, – но ведь так же
и женщин пропасти влекут. Неладно
я прожил жизнь… Юнгой был, водолазом;
метал гарпун в неслыханных морях.
О, эти годы плаваний, скитаний,
томлений!.. Мало жизнь мне подарила
ночей спокойных, дней благих… И все же…
Кингсли
(бредит)
Поддай! Поддай! Так! Молодец! Скорее!
Бей! Не зевай! По голу!.. Отче наш,
иже еси…
(Бормочет.)
Флэминг
И все же нестерпимо
жить хочется… Да – гнаться за мячом,
за женщиной, за солнцем, – или проще —
есть, много есть – рвать, рвать сардинок жирных
из золотого масла, из жестянки…
Жить хочется до бешенства, до боли —
жить как‐нибудь…
Капитан Скэт
Что, что случилось? Кто там?
Что случилось?..
Флэминг
Ничего, Хозяин.
Спокойно все… Вот только Кингсли бредит…
Капитан Скэт
Ох…
Мне снился сон какой‐то, светлый, страшный.
Где Джонсон?
Флэминг
Вышел… Посмотреть хотел он,
не видно ли спасенья.
Капитан Скэт
Как давно?
Флэминг
Минут уж двадцать…
Капитан Скэт
Флэминг! – что ж ты, право,
не надо было выпускать его…
но впрочем… Помоги мне встать, скорей,
скорей… Мы выйдем…
Флэминг
Я, Хозяин, думал…
Капитан Скэт
Нет, ты не виноват.
Ух, снегу сколько!
Уходят вместе.
Пауза.
Кингсли
(один, бредит)
Ты не толкай – сам знаю – брось – не нужно
меня толкать…
(Приподнимается.)
Хозяин, Флэминг, Джонсон!
Хозяин!..
Никого… А! Понимаю,
втроем ушли. Им, верно, показалось,
что я уж мертв… Оставили меня,
пустились в путь…
Нет! Это шутка! Стойте,
вернитесь же… хочу я вам сказать…
хочу я вам… А! Вот что значит смерть:
стеклянный вход… вода… вода… все ясно…
Пауза.
Возвращаются Капитан и Флэминг.
Капитан Скэт
Вот глупо – не могу ступать.
Спасибо…
Но все равно. Мы Джонсона едва ли
могли б найти… Ты понял, что он сделал?
Флэминг
Конечно… Ослабел, упал; бессильный,
звал, может быть… Все это очень страшно…
(Отходит в глубь палатки.)
Капитан Скэт
(про себя)
Нет, – он не звал. Ему лишь показалось,
что он – больной – мешает остальным, —
и вот ушел… Так это было просто
и доблестно… Мешок мой словно камень —
не натянуть…
Флэминг
Хозяин! Плохо! Кингсли
скончался… Посмотри…
Капитан Скэт
Мой бедный Эрик!
Зачем я взял его с собой? Средь нас
он младший был… Как он заплакал – помнишь, —
когда на полюсе нашли мы флаг
норвежский… Тело можно тут оставить —
не трогай…
Пауза.
Флэминг
Мы одни теперь, Хозяин…
Капитан Скэт
Но ненадолго, друг мой, ненадолго…
Флеминг
Пурга смолкает…
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Скитальцы. Пьесы 1918–1924 - Владимир Владимирович Набоков», после закрытия браузера.
