пятнадцать минут, значит, успели.
— Ну, по крайней мере, они не будут беспокоить Грэма и Элли, — заметила Мари.
— И нас тоже, — добавил Калеб с улыбкой.
Мари, закатив глаза, ответила:
— Мне всё равно, насколько они пьяны, Калеб. Если они дома, значит, тебя там не будет.
— У меня уже есть комната в гостинице, — усмехнулся Калеб. — Если мы отправимся туда сейчас, никто не заметит, как ты поднимешься со мной наверх.
Она обняла его.
— Как будто меня волнует, что подумают люди. Я не девица, пытающаяся поймать молодого жениха. Я хватаю счастье, где могу, и если кому-то есть до этого дело, то это не важно.
Калеб притянул её к себе.
— А те, кому не всё равно, не возражают.
Они обошли толпу и направились к гостинице.
Их любовные моменты были наполнены остротой и страстью, как никогда прежде, и, когда они после этого лежали, положив голову ей на плечо, Калеб спросил:
— Что тебя беспокоит?
Мари знала, что одна из причин их притяжения друг к другу заключалась в его способности точно чувствовать её настроение.
— Тад спросил меня, собираемся ли мы пожениться.
Калеб на мгновение замер, а затем выдохнул:
— Если бы я когда-нибудь и женился, Мари, то это была бы ты.
— Я знаю, — ответила она. — Но если ты не хочешь остаться, жениться на мне и стать настоящим отцом для мальчиков, тебе придётся забрать их с собой.
Калеб сел на локти и посмотрел на неё сверху вниз.
— Что?
— Ты же видишь, как им тяжело, Калеб. У них нет будущего. Мне пришлось продать ферму, и эта монета не будет вечной, даже если я выращу большую часть еды в саду. В одиночку я справлюсь, но кормить растущих мальчиков — это другое. Их некому научить земледелию, и нет гильдии, чтобы обучить их ремеслу. Два года назад все мальчишки в Выборе пошли в подмастерье к фермеру, торговцу, моряку или в гильдию, но мои остались одни. Они всем нравятся, и если бы кто-то хотел помочь, Тад и Зейн уже были бы подмастерьями. Но работы здесь нет. Если ты не возьмёшь их с собой, они станут бездельниками или ещё хуже. Я лучше потеряю их сейчас, чем буду видеть, как их повесят за разбойничество через несколько лет.
Калеб долго молчал.
— Что ты хочешь, чтобы я с ними сделал, Мари?
— Несмотря на домотканое одеяние и кожаные сапоги, ты солидный человек, по крайней мере, твой отец. Ты повидал мир. Возьми их с собой в качестве слуг или подмастерьев, или отвези в Крондор и найди им там работу. У них нет отца, Калеб. Когда они были маленькими, им нужна была только мама, чтобы вытереть нос и обнять, когда им было страшно. Мы много делали этого после того, как родных Зейна убили во время набега троллей. Но в этом возрасте им нужен мужчина, который покажет им, что делать и чего не делать, вдолбит в них смысл, если потребуется, и похвалит, когда они хорошо справятся. Так что, если ты не хочешь жениться на мне и остаться здесь, хотя бы возьми их с собой.
Калеб повернулся и сел, прислонившись спиной к оштукатуренной стене.
— В твоих словах есть смысл, в некотором роде.
— Тогда ты сделаешь это?
— Я не совсем понимаю, на что соглашаюсь, но да, я возьму их с собой. Если мой отец не знает, что с ними делать, я отвезу их в Крондор и устрою подмастерье к торговцу или в гильдию.
— Они теперь как братья. Было бы преступлением разлучить их.
— Я буду держать их вместе. Обещаю.
Она прижалась к нему.
— Ты будешь приходить время от времени и рассказывать мне, как у них дела?
— Да, Мари, — сказал Калеб. — Я заставлю их часто писать тебе.
— Это было бы замечательно, — прошептала она. — Никто никогда не писал мне раньше. — Она вздохнула. — Если подумать, никто никогда не писал никому из моих знакомых.
— Я прослежу, чтобы они писали.
— Это прекрасно, но тебе, конечно, придется научить их писать.
Они не знают буквы? — удивился Калеб.
— Кто их научит?
— Разве ты не…
— Нет, никогда не училась, — сказала она. — Я могу немного разобрать знаки, но у меня никогда не было необходимости в этом.
— Тогда как ты будешь читать то, что они тебе пришлют?
— Я найду кого-нибудь, кто мне их прочитает. Мне просто нужно знать, что с ними всё в порядке.
— Ты редкая женщина, Мари, — сказал он.
— Нет, я просто мать, переживающая за своих мальчиков.
Калеб снова улегся в постель, позволив ей вернуться в ложбинку его плеча. Он молча размышлял о том, во что ввязался.
Глава 2
Совет
Паг поднял руку.
Это был невысокий мужчина, выглядевший не старше сорока лет. На нем была обычная черная мантия, а его темные глаза обводили присутствующих проницательным взглядом. Эти глаза были единственным признаком его могущества, поскольку в остальном он выглядел весьма обыденно.
Пещера на северной стороне Острова Колдуна давно стала традиционным местом для встреч лидеров Конклава. Её вход был узким, потолок — низким. Пещера была сухой и лишённой мха, а время от времени пыль вытирали для поддержания минимального комфорта. Внутри почти не было мебели, кроме двух каменных полок и нескольких скал, служивших для отдыха. Освещение обеспечивало заклинание, наложенное Мирандой, заставлявшее стены пещеры тускло светиться. Единственной неестественной чертой был бюст Сарига, предполагаемого бога магии, установленный на пьедестале у стены.
Паг со временем начал понимать, как боги «умирают». Хотя Сариг был утерян и считался мёртвым со времён Войн Хаоса, Паг пришёл к выводу, что он продолжает существовать в какой-то форме и остаётся вовлечённым в происходящее. Бюст мерцал, его черты менялись, иногда напоминая Пага, иногда кого-то из его спутников. Эта изменчивость лица подтверждала теорию о том, что все маги в той или иной степени являются аватарами бога.
Паг попытался отогнать своё хроническое любопытство по поводу артефакта и сосредоточился на лицах своих самых надёжных советников. Все они, за исключением двух, были его бывшими учениками. Эти двое — Миранда и Накор — молча стояли в стороне. Магнус, сын Пага и Миранды, недавно вернувшийся из мира Келеван, стоял позади матери. В тусклом свете Паг заметил сходство между ними и слегка улыбнулся. Магнус и Калеб были практически неразличимы
