Книга Три года - Лили Сен-Жермен

— Она здесь? — пронзительно спрашиваю я, и парень отталкивает меня назад.

— Замолчи! — шипит он. — Возвращайся туда и жди.

Он поднимает брови и делает акцент на ожидание, и я думаю, что он говорит мне подождать его? Но опять же, возможно, он даже не настоящий.

— Как тебя зовут? — спрашиваю еще раз.

Парень игнорирует меня, заталкивает обратно в камеру и протягивает свежее ведро. Прекрасно. Я решаю, что пока он не скажет мне свое имя, я дам этому ублюдку прозвище. Проспект. Ему это подходит.

— Подожди, — шепчу я, кладя руку ему на плечо, когда он поворачивается, чтобы уйти. — Почему ты сегодня здесь? Где Дорнан?

Его глаза затуманиваются, когда он на мгновение поворачивается ко мне.

— Он хоронит своих сыновей, — говорит он.

Я отпускаю руку, когда на моем лице появляется жестокая улыбка, такая широкая, что мне кажется, что мое лицо вот-вот треснет пополам.

Он поднимает брови и выходит в коридор.

— Ты самая странная девушка, которую я когда-либо встречал, — отзывается он, хлопнув за собой дверью.

Похороны. Как вкусно.

Дремлющая месть внутри меня снова оживает, неся на крыльях вновь обретенной надежды, какой бы мимолетной она не была.

Глава 7

День действительно роскошный, по крайней мере, для сумасшедшей девушки. Я забиваюсь в угол в своей новой одежде, и открытая рана, в которую превратился мой живот, даже на какое-то время перестает кровоточить.

Я скучаю по солнцу. Большую часть времени в этой комнате светло — лампочка почти никогда не гаснет — но это ненастоящее.

Здесь нет ничего реального, кроме боли.

Я размышляю о своем будущем, ожидая возвращения Дорнана. Знаю, что он придет за мной после похорон. Он заставит меня заплатить. Адреналин и страх сжимаются в клубок у меня в животе, пока я жду, когда он придет и причинит мне боль. Может быть, он изнасилует меня снова. Может быть, он приставит пистолет к моей голове и заставит меня встать на колени. Или, может быть, он вырежет мое сердце и съест его на десерт.

Я с силой подпрыгиваю, когда дверь распахивается, и мои ожидания стоят в дверном проеме. Его глаза покраснели, и я чувствую запах бурбона, исходящий от него волнами. Запах такой сильный, как будто он в нем искупался.

На нем костюм и он держит портфель, и каждый сантиметр моей кожи покрывается мурашками, когда я широко ему улыбаюсь.

— Они были открытыми или закрытыми? — спрашиваю я, ухмыляясь так же, как он. Потому что я знаю. На нем костюм, выглаженный и аккуратный, в кармане рубашки — белая лилия смерти.

— Что? — спрашивает он, слегка невнятно произнося слова. Я считаю, что он немного пьян, но недостаточно, чтобы получить какое-либо реальное преимущество.

— Гробы, — мурлычу я. — Насколько все было плохо? Могу поспорить, что эти мальчики очень сильно обгорели.

— Чертова шлюха, — ругается он, роняя портфель на землю.

Когда он бросается ко мне, я отшатываюсь назад, пытаясь вырваться из его хватки. Когда его руки приближаются ко мне в попытке захвата, я соскальзываю по стене и бросаюсь в небольшое пространство, которое он оставил открытым рядом с собой. Как только я оказываюсь позади него, он разворачивается и рычит, но прежде чем он успевает меня остановить, я поднимаю стул и наношу удары ногами.

Мне требуется почти вся моя сила, чтобы развернуть в него стул, и он легко хватается за две ножки. Прежде чем я успеваю уйти с дороги, он с такой силой толкает стул спинкой ко мне, что я взлетаю, отлетаю назад и с глухим стуком ударяюсь о край кровати. Боль в спине возникает мгновенно, и я падаю на пол, на мгновение парализованная.

Я поднимаю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как он отбрасывает стул в сторону и направляется ко мне. Перекатываюсь на четвереньки и ползу к двери, но он слишком быстр. Грубые руки вцепляются в мои волосы и сильно тянут, заставляя меня встать на ноги, если я хочу сохранить скальп. Стону от острой боли, когда из кожи на моей голове выдергивают миллион волос. Он держит одну руку в моих волосах, а другой поднимает стул. Повалив меня на сиденье, он быстро пытается закрепить мои запястья за спиной чем-то вроде стяжки. На этот раз он не беспокоится о моих ногах.

В любом случае, не похоже, что я смогу что-то предпринять, чтобы защитить себя.

Он берет портфель и ставит его на кровать, распахивая его с довольной ухмылкой. Несмотря на то, что мне нужно выглядеть крутой и собранной, я вытягиваю шею, чтобы посмотреть, что внутри, но ракурс неправильный, и я ничего не вижу.

— Что сегодня за сюрприз? — спрашиваю его.

— Не было бы сюрпризом, если бы я тебе рассказал, — отвечает он, держа в одной руке прозрачный пузырек с жидкостью, а в другой — шприц.

— Еще наркотики, чтобы попытаться заставить меня сказать правду? — спрашиваю. — Давай, Дорнан! У тебя кончилось дерьмо, которым можно меня мучить.

Он поворачивается, ухмыляясь, втыкая острый шприц во флакон. Он набирает жидкость и изображает движение кончика иглы, выпуская из него немного жидкости.

— Я должна бояться? — спрашиваю я, притворяясь равнодушной.

Честно говоря, мне страшно. В прошлый раз я не смогла устоять, когда он дал мне эту штуку, и это было чудо, что я разозлила его настолько, что он вырубил меня, прежде чем раскрыла то, чего мне не следовало рассказывать — что-то об Эллиоте или Джейсе, или деньгах, которые спрятал мой отец, прежде чем Дорнан убил его. В памяти всплывает номер сейфа, который я запомнила до того, как уничтожила документы, и я начинаю паниковать.

Дорнан наклоняет голову набок.

— Дыши, Джули, — говорит он.

Боже, как бы мне хотелось, чтобы он не называл меня этим именем. То же самое имя, которое моя мать использовала, чтобы позвать меня, когда она была слишком измотана, чтобы встать и открыть входную дверь. Или готовить. Или сделать что угодно. Джули, сделай это, Джули, сделай то, Джули, почему ты меня ненавидишь? Ее зеленые глаза проплывают у меня в голове, когда я вспоминаю Проспекта, вышедшего отсюда всего несколько часов назад, даруя мне мгновение покоя и тревожащие попытки вспомнить кто он такой. Ты помнишь меня? Да. Нет. Я не знаю.

— Ты сходишь с ума, Джули, — говорит Дорнан, прерывая мои мысли.

— Расскажи мне об этом, — отвечаю я. — Нужен один, чтобы