Я тоже грамоте разумею…
– Закорючку на бумаге ты поставить мастак, знаем, – издевательски погладил голову помощнику Придорогин. – Играй, довольно хвастать да пузыриться!
Хитрово-Квашнин пригладил кончики усов и пустил вверх легкое облачко дыма. Хм-м…Убийцу надо обезвредить до того как окончится этот буран. При первых признаках улучшения погоды каждый из постояльцев будет подумывать о выезде с постоялого двора, о продолжении своего собственного пути… Какой же бедняжке выпало столкнуться в жизни с кровавым упырем? Где это случилось?.. Где-то на большой дороге?.. На подъезде к постоялому двору?.. Или, все-таки… Не знаю, непонятно, ума не приложу… Судя по изящным тонким пальцам, погибшая из привилегированного сословия. Но отчего злодей не снял украшения и не избавился от отрубленной руки?.. Ездить по округе с таким страшным трофеем!.. Не было времени? Или это результат обыкновенной небрежности, недосмотра?..
Он прищурил глаза и погладил кончики усов. Сердце перестало гулко биться, но ощущение беды, возникшее под тесовым навесом, не проходило.
– Вы читали последний номер «Московского телеграфа»? – вдруг спросил у него канцелярист.
– Нет, не довелось. Что, интересные вещи напечатаны?
– Мне кажется, да. Могу дать почитать…
– Не утруждайте себя. Я еще не совсем освоился, да и дрожь от холода не прошла…
– Вообще, журнал мне нравится. Полевой, надо признать, замечательный издатель. Из сибирских купцов, без систематического образования, а сколько ума! Вот что значит запоем читать книги, вынося из них золотые крупицы истины! Говорят, он уже подростком строчил стихи, драмы, издавал рукописные газеты и журналы.
– Мне по душе его статьи по литературе и истории. Единственно, в чем я могу упрекнуть Полевого, это в нападках на литераторов из дворян. Конечно, многим из них нет никакого дела до простого люда, но не все же они таковы.
В печи, словно выстрел, треснуло полено. Дремавшая кошка вскочила и, выгнув спину, метнулась под лестницу, ведущую в мезонин.
«У меня два варианта, как повести дело, – подумал штабс-ротмистр. – Спросить напрямик о принадлежности брички или добиваться той же цели окольными путями… Брошу-ка я монетку!»
Достав из кармана пятак, он повертел его в пальцах, а затем подкинул в воздух. На ладонь она упала орлом вверх.
«Ну, что ж, выбор сделан».
Попыхтев трубкой, он постарался придать своему лицу обычное выражение и взглянул на канцеляриста.
– Дормидонт Филиппыч, не вы ли прибыли с супругой в бричке?.. Надо отметить, она о-о-чень хороша. Я к тому, что у меня есть точно такой же экипаж, требующий починки. Скажите, к какому каретнику вы обращались? Уж не к Неверову ли в Петродаре? Он известный мастер…
– Увы, господин штабс-ротмистр, – развел руками Сухарев. – Бричка не наша. Ее доставил сюда Забазарнов.
Сердце Хитрово-Квашнина екнуло, крепкие пальцы напряглись и согнули пятак вдвое. Внешне оставаясь спокойным, он перевел взгляд на усманца. Вот он, чертов убийца! Вот он, ублюдок! Сидит за столом и играет, как ни в чем не бывало, в лото…
– Из Тамбова гоню бричку, – буркнул рыжебородый, не глядя на дворянина. – В Усманский уезд, в имение помещицы Ладыженской. В починке она была у каретника Оводова.
– Вот оно что, понятно. Оводов отличный умелец! Ничуть не хуже Неверова. Не один петродарский помещик обращался к нему за помощью и получил то, что хотел. Именно этим двум мастерам доверил бы свой экипаж. Которому из них, я подумаю.
С этими словами закончился очередной тур игры. Решил все для себя и Хитрово-Квашнин. Он уже собрался сходить к шинели, чтобы с пистолетом в руке предъявить Забазарнову обвинение, когда тот поднялся на ноги, снял со стены овчинный полушубок c шапкой и вышел в сени. «В нужник направился, – мелькнуло в его голове. – Тогда я прижму его снаружи, пообщаюсь с ним, как выражаются французы, тет-а-тет».
– Кисет почти пуст, схожу-ка к возку, пополню запас табачка – сказал он вслух.
Опираясь на трость, вышел в сени и спустился с крыльца. Встав в тени собственного возка с пистолетом наизготовку, принялся поджидать появления рыжебородого со стороны нужника, устроенного на противоположной от навеса стороне забора. Фигура со склоненной на грудь головой вскоре не замедлила показаться.
– Главное, внезапность! – шепнул себе дворянин.
Когда мещанин приблизился настолько, что сквозь свист пурги послышалось шарканье ног по снегу, он вышел из тени и грубо сунул ему в ребра ствол пистолета.
– Что… что такое? – послышался испуганный голос. – В чем дело?
– Туда ступай, тать разбойная! – рявкнул штабс-ротмистр, оттесняя Забазарнова к своему возку. – Говори все, как было!
– Да что… что сказать-то? Я ничего не могу понять!
– У какой дворянки ты отрубил руку, ублюдок? Где лишил ее жизни? Говори, или я прострелю тебе живот, будешь подыхать в страшных муках!
Прижатый спиной к возку, мерцая злыми глазами, рыжебородый закивал головой.
– Ладно, только вы, тово, не давите под ребра. Дышать не в мочь… Когда мы заехали на постоялый двор…
– Кто это – «мы»?
– Семейная пара и я… Я старинный дворовый человек Дормидонта Филиппыча, сызмальства в кучерах у него.
– Ага!.. Значит, это его бричка?
– Нет…
– Как нет?
– В бричке приехала та дворянка.
Хитрово-Квашнин понимающе хмыкнул.
– Понятно!.. Какой из возков ваш?
– Темно-коричневый.
– Где проживают твои хозяева?
– В Козлове жили, а теперь, где придется… Но как же вы узнали? Про руку-то?
– Продолжай! Заехали сюда…
– Ну, зашли в избу, за столом чаевничали знакомый Астреину лебедянский купец и только что приехавшая помещица со своим кучером. Купец вскоре отправился в Кучино, а барыня осталась. Она все держала при себе бумажный сверток, сама невзначай и уронила его на пол. Бумага развернулась, тут-то и стало ясно, что это ларчик. Калерия Никодимовна шепнула мне поговорить с кучером по душам. Ну, я, немного погодя, прижал его в сенях, вот как вы меня теперь. С ножом у горла он сказал, что барыня возвращается в Раненбургский уезд от своей сестры, живущей около Грязей, что ездила к ней за деньгами, и они в ларце. Тянуть после этого было нечего. Воткнул ему нож меж ребер, под самое сердце, он и отдал Богу душу.
– Да вы ж записные разбойники! По вам острог плачет!.. С барыней расправился канцелярист?
Рыжебородый отрицательно мотнул головой.
– Калерия Никодимовна. Пустила в дело свой пистолет. Пуля попала барыне промежду глаз, упала замертво… Они лежат вон там, за навесом у забора, под сугробами.
– А что ж Астреин?
– Его как раз не было, поехал проводить своего знакомца до проезжего тракта. Тогда еще снаружи только начинало мести. Когда он вернулся, Дормидонт Филиппыч объяснил, что барыня, нуждаясь в деньгах, продала ему бричку, а сама с кучером вернулась к сестре. В экипаже
