Незадолго до завтрака Ллинос меня выпустил. Жмурясь от яркого утреннего солнца, я стоял на крыльце тюрьмы.
– Ты меня отпускаешь?
Он кивнул:
– Есть у тебя друзья в высших сферах.
– Вот так новость.
Он повернулся, чтобы зайти внутрь.
– Но такие, что я бы тебе не позавидовал.
Я сошел на тротуар.
– Слышь, топтун! – крикнул он мне вслед. Я остановился и обернулся. – Этот пацан, Бронзини… там убийство. Дело серьезное. Частным сыщикам соваться нечего, понял?
– Само собой.
– Если я застукаю, что ты там что-то разнюхиваешь, смотри, устроим тебе… поскользнешься на ступеньках участка.
Я ничего не ответил и пошел прочь. В городе на этих ступеньках поскользнулось жуткое количество людей.
– Кьеркегор или Хайдеггер, мистер Найт?
– Извините, Сослан, сдаюсь.
– Провожу неделю экзистенциализма; моя новейшая рекламная акция.
– Дайте-ка мне мятное с шоколадной крошкой и вафелькой абсурда.
– Сей секунд.
Соспановское фирменное: единственный легальный препарат против сарказмов аберистуитского полицейского.
Сослан подтолкнул деньги обратно.
Уже оплачено; вон тем джентльменом. – Он махнул черпаком для мороженого в сторону скамейки у лееров. Там восседал мужчина в белом кримпленовом костюме «сафари», ярко сверкавшем в лучах утреннего солнца. Это был Валентин из бутика, «переговорщик» Друидов. Я подошел.
– Миленький костюмчик.
Он поглядел на ткань рукава, словно увидел ее впервые.
– Катфефвенная материя, – прошепелявил он. – Вафли бы как-нибудь в магавин, я бы органивовал вам хорофую тфену.
– Если только соберусь на сафари – зайду.
– Прифядьте.
– Спасибо, я постою. Что вам надо?
Он помедлил, словно бы аккуратно взвешивая каждое слово.
– У ваф имеетфя… э… фкавем, «предмет», который интерефует мою органиватфию.
Я слизнул еще мороженого.
– Неужели?
– Вы понимаете о тфем ретфь?
– Возможно. – Я не имел ни малейшего понятия.
– Его дала вам Мивануи.
– А, вот оно что! – Я по-прежнему не имел понятия.
– Мы бы хотели его выкупить.
– Очень мило.
– Мы отфень милые люди, мифтер Найт.
– Поэтому и разгромили мою контору?
Как бы извиняясь, он воздел руку:
– Офибка, отфень дофадно. Мы с превеликим удовольфтвием компенфируем вам урон – в обмен, конефно, на данный предмет.
Я задумчиво поджал губы:
– Сколько?
Валентин улыбнулся, приоткрыв просвет между передними зубами.
– Мы люди равумные; не фтанем мелотфиться из-за пары фунтов. Фкавем, два куфка?
Я поразмыслил.
– Это не компенсирует стоимость поломанной мебели.
Он засмеялся и хлопнул себя по коленям, вставая.
– Фудя по тому, фто я флыфал, мебель в вафей конторе не фтоила и пятидефяти пенфов. Два куфка – это отфень ффедро.
– Как насчет пяти?
– Боюфь, не пойдет. Ефть ведь еффе и фкрытые рафходы, их тове надо утфитывать; рафходы, которые вы понефете, если вдруг мы обнарувим, фто быть милыми для наф – неповволительная рофкоф.
И он порывисто удалился по набережной в сторону Оркестровой эстрады, а я смотрел ему вслед. Когда я обернулся, у ног моих, не сводя с меня глаз и вежливо облизываясь, сидел Лабрадор. Я поглядел на мороженое:
– Ты уверен? Оно, между прочим, куплено на деньги Друидов.
Пес утвердительно облизнул морду, и я подкинул мороженое в воздух. Пес прыгнул и схватил его еще на взлете.
* * *
Когда я вернулся в контору, на клиентском стуле сидела Амба Полундра.
– Не повезло этому парнишке, Бронзини, – сказала она невозмутимо.
– Так ты слышала?
– Это ты?
– Что – я?
– Его убил? Говорят, полиция тебя арестовала. Значит, есть основания тебя подозревать, не так ли?
Я чуть не поперхнулся.
– Ах ты, мелкая… паршивка!
– Не стоит обижаться. Я лишь сопоставляю факты.
– Да ну? Тогда объясни-ка мне факт: при покойнике обнаружили визитку, которую я давал тебе.
Она чуть не удивилась, но тут же залезла в карман и достала мою визитку.
– Она все время была у меня; а ты упомянул меня в полиции?
– Нет.
Она вперила в меня пристальнейший взгляд:
– Точно?
– Слово скаута.
– Гм-м. О'кей. И кто это, по-твоему, учинил?
– Без понятия.
– Ну это мы быстро выясним.
– Постой-ка, дитятко, какие такие «мы»?
– Я решила тебе помочь в этом дельце.
– Да ты что!
– Как напарник.
– То есть, судя по моему виду, мне без напарника не обойтись?
– С моей точки зрения – да.
– Ах неужели?
– Ну.
– Тебе в школу не пора?
Не удостоив меня ответом, она соскользнула со стула и принялась расхаживать по комнате.
– Много я не прошу. Пятьдесят пенсов в день.
Я расхохотался:
– Это на пятьдесят пенсов больше, чем я зарабатываю обычно.
Она подошла к карте города:
– Нам понадобятся красные булавочки.
– На что?
– Увязывать все убийства. Нам понадобятся расписания автобусов, показания свидетелей, компьютерный банк данных и энное количество свежезаваренного кофе. Ах да! – сказала она, отворачиваясь от карты. – Если ты не против, мне, возможно, понадобится твой диван – над этим дельцем придется засиживаться допоздна.
– А что, если новых убийств не произойдет?
Он уставилась на меня:
– Ты о чем?
– Бронзини убит, это всего одна красная булавка… Может, где-то в столе у меня и завалялась. Незачем тратиться на целую коробку. А обязательно красную?
Амба вынула пачку сигарет и буднично сказала:
– Парень, ты – молоток. Чуть меня не одурачил.
– Тебе кто разрешил курить?
– Успокойся, я открою окошко.
– В смысле, рано тебе еще курить.
