скрывшись в замке Сен-Антуан[270], куда проложили себе путь силой. Брат же королевы продолжая притворяться добрым слугой [королю] продолжал служить таковому словно бы ничего не произошло, и не покинул своего места, весьма приближенного к королю.
61. Вскоре после того, как горожане взялись за оружие, они осадили [сказанный замок], поклявшись, что не уйдут прочь пока силой не вынудят беглецов к сдаче, те же, видя столько людей, весьма раздраженных и полных решимости, к вечеру сдались на милость герцогов Гиеньского и Бургундского, каковые взяли на себя их защиту, ибо иначе парижане растерзали бы тех в клочья, ибо таковых парижан там было не менее XXIII тысяч. Тех же заключили под крепкую стражу, и затем отправили в Лувр, и случилось это на V день мая, в год IIIIc XIII, каковой день пришелся на пятницу. Единственно сказанный прево еще оставался в замке Сент-Антуан около IIII или VI дней, после чего также препровожден был в Лувр, и там содержался в заключении, туда же он был доставлен около полуночи.
62. На неделе, предшествующей празднику Вознесения Господня[271], горожане снова взялись за оружие и и отправились в отель Сен-Поль[272], в каковом обретался брат королевы, и схватили его, не спрашивая о том его желания[273], и взломали дверь в помещение, где он находился, и вместе с ним схватили еще 13 или 14 человек[274], из каковых несколько дам и девиц, известных своей распущенностью[275], и отправили всех в Лувр не разбирая имени и состояния. И ежели сказанный брат королевы собирался на следующий за тем день вступить в брак со своей невестой, судьба не согласилась в том с его желанием[276].
63. В среду, в канун праздника Вознесения Господня, в последний день мая сказанного IIIIc и XIII года, сказанный прево препровожден был из Лувра во Дворец [Правосудия], в тюрьму.
64. В сказанный же день, мост что начинался от Планш-де-Мибрей назван был мостом Нотр-Дам[277], имя же ему дал король Франции Карл, после чего ударил молотом по первой свае, и то же сделали его старший сын, герцог Гиеньский и герцоги Беррийский и Бургундский, и сир де ла Тримуй[278], было же тогда десять часов утра.
65. В указанном же мае месяце горожане надели белые шапероны[279], каковых изготовлено было всего от III до IIII тысяч, каковой шаперон принял также король и также [герцоги] Гиеньский, Беррийский и Бургундский, и прежде чем сказанный месяц подошел к концу, в Париже их стало столько, что невозможно стало увидеть никаких иных, их же приняли духовные лица, и добропорядочные женщины, торговки, каковые повсюду продавали съестное.
66. Далее, на X день июня месяца тысяча IIIIc и XIII года, в день Св. Ландерика[280], что накануне Троицына дня, мессир Жак де ла Ривьер, рыцарь[281], а также Симонне Пети-Мениль, дворянин[282], каковые оба захвачены были в королевском дворце, и оттуда же протащены были вплоть до Крытого Рынка что в Париже; точнее сказать, Жак де ла Ривьер, каковой был уже мертв, убив самого себя о полный [бочонок вместимостью в] пинту[283] вина; он же ударил по нему головой с такой силой, что пробил себе голову и мозг. Сказанный же Симмоне протащен был вплоть до улицы Оменри[284], там же его посадили в повозку на доску, {положенную поперек], и дали в руки крест, в то время как мертвого тащили волоком вплоть до самого Рынка, и там обоим отрубили головы. И о казненных говорили затем что эти во всем королевстве за последние двадцать лет не было столь ценных пленников, они же схвачены были в замке Сент-Антуан[285], как о том уже было сказано.
67. Далее, в следующий за тем четверг, еще один пленник по имени Колен де Бри, дворянин[286], схваченный в том же месте, о каковом сказано было ранее, и взятый из Дворца, так же как и Симмоне, о каковом сказано было ранее, был протащен по улицам и обезглавлен на Крытом Рынке[287], он же был пособником названной банды, великим властолюбцем, человеком весьма жестоким, отталкивающего вида. Он же был признан виновным в величайшем предательстве, каковое он задумал совершить по наущению сказанного прево Парижа; он же собирался выдать врагу всех обретавшихся на Шерантонском мосту, где и был схвачен со всеми деньгами, каковые намеревался передать сказанному прево, каковой же собирался той же ночью пересечь сказанный мост.
68. Далее в первый день июля тысяча IIIIc и XIII года сказанный прево, взятый из дворца, протащен был на салазках вплоть до улицы Омери или около того[288], где затем посажен был на доску, [положенную поперек] повозки, с крестом в руках, одетый в черный клетчатый упеланд, подбитый куньим мехом, в белых шоссах и черных сафьяновых башмаках, и в таковом виде доставлен на Парижский Крытый Рынок, где ему отрубили голову и затем вздернули на три фута выше остальных. Также по всей справедливости следует заметить, что будучи положен на салазки и вплоть до самой смерти он все смеялся, как был привычен вести себя во времена своего величия, отчего большинство [зрителей] уверилось что он совершенно лишился рассудка, ибо все, провожавшие его взглядом, горько плакали, и никто не дерзнет утверждать чья-то иная смерть сопровождалась столь обильными слезами, он же один смеялся ибо верил до конца, что народ спасет его от смерти. Однако, он по собственной воле решился предать город в руки врага, без сомнения поступил бы так, останься он в живых, и далее своими руками убить множество людей без всякой пощады, а также ограбить добрых обитателей доброго города Парижа, каковые питали к нему лишь преданность, и исполняли все что он приказывал, сколь то было в их силах. Посему он весьма возгордился, ибо власть его простиралась столь широко, что ее хватило бы на шесть или даже восемь графских или рыцарских сыновей[289]. Ибо он был во-первых, прево Парижа и кроме того, великим кравчим, мэтром вод и лесов, генеральным капитаном Парижа, Шербурга и Монтаржи, великим сокольничим[290], а также имел множество иных должностей, по каковой причине весьма возгордился и потерял всякий разум, за что и был приведен судьбой к столь бесславному концу. Когда же он понял наконец, что смерти ему не избежать, он опустился на колени перед палачом, и поцеловал серебряный образ,
