Петрович! — негромко окликнули его из-за кустов.
Степан повернулся на голос и удивленно приподнял брови.
— Петушков? Ты что здесь делаешь?
— Живу… тут рядом… — Он вышел на дорожку — руки в карманах — и остановился, картинно покачиваясь на носках.
— Значит, я, браток, буду твоим соседом, раз ты здесь живешь.
— Неужели родственники обнаружились? Или старые знакомые?
— Родственники… Ты почему ко мне в магазин не заходишь?
— А у меня, Степан Петрович, теперь есть работенка подоходнее.
— Какая же?
— На базаре работаю. В базаркоме! Контрамарки продаю колхозникам на право торговли.
— Устроился! То-то, я вижу, новый костюм на тебе. Пижоном стал!
— Люблю, Степан Петрович, красивые вещи!
— А ты все-таки старых друзей не забывай. Заходи.
— А что там у вас? Есть «малинка»?
— Заходи, узнаешь.
— Будет сделано, Степан Петрович! — Петушков козырнул двумя пальцами и скрылся.
Лиза, «случайно оказавшаяся на крыльце и слышавшая весь этот разговор, смысл которого так и остался ей неясен, удивилась лишь тому, что ее двоюродный брат находится в таких дружеских отношениях с Петушковым. Она внимательно посмотрела на возвращающегося в дом Степана, но он не заметил ее пытливого взгляда.
…В доме стало тесно. В комнатке Лизы поставили раскладушку для Кати, а Степан занял проходную комнату бабушки. Сама бабушка переселилась в кухню. Теперь «через бабушку» ходила не одна Лиза, как раньше, а все живущие в доме. Бабушке значительно больше приходилось возиться у печки, но она по-прежнему была неустанной и по-прежнему напевала:
О чем, дева, плачешь?
О чем, дева, плачешь?
О чем, дева, плачешь?
О чем слезы льешь?
Лиза и Катя подружились. Они учились в разных школах (на семейном совете решили, что Кате переводиться в другую школу в конце учебного года не имеет смысла). Обе девочки были восьмиклассницами и часто вместе готовили уроки. Катя великолепно знала физику, которая до сих пор доставляла Лизе массу неприятностей. Совместное приготовление уроков быстро отразилось в Лизином табеле: в нем появились хорошие отметки по физике. Меньше всего теснота жилья беспокоила Сережу. После школы он наскоро обедал, потом быстро приготовлял уроки и исчезал до вечера. Шел апрель — время весенних посадок. Дружина высаживала на улицах города вокруг школы саженцы акации. Пионерам помогали октябрята, и среди них, разумеется, была Сережина звездочка.
С удивительным азартом работали октябрята, и старшая вожатая ставила их в пример даже пионерам.
Пятеро октябрят очень привязались к Сереже. Все они жили неподалеку от своего вожатого и утром обычно поджидали его у калитки, чтобы вместе идти в школу. А после уроков они почти всегда провожали его домой.
Так было и в этот день, когда они посадили выданные им саженцы акаций. Толкаясь и забегая вперед, чтобы взглянуть в лицо вожатого, октябрята шумно двигались по улице.
— Сережа, — крикнул худенький черноглазый Леня Кац, — а кто такой Монтигомо — Ястребиный коготь?
Сережа от неожиданности остановился.
— Кто?
— Монтигомо — Ястребиный коготь. Октябрята выжидательно подняли глаза на вожатого. Сереже нужно было бы сказать «не знаю». Но разве мог? Он в глазах этих малышей был самый умный человек на свете. Сережа помедлил с ответом, а потом осторожно спросил:
— А откуда ты знаешь про него?… Про этого, как его?…
_ Монтигомо — Ястребиный коготь, — поспешно подсказал Леня Кац.
— Я и говорю… Откуда ты знаешь про этого Когтя?
— Я читал рассказ… там два ученика хотели поехать в Америку… Один говорил, что его зовут Монтигомо — Ястребиный коготь.
— В Америке угнетают неггов, — задумчиво проговорила крошечная Лена, не выговаривающая «р».
— Правильно, ребята! В Америке угнетают негров! вдохновенно сказал Сережа. — А Монтигомо — Ястребиный коготь — борец за справедливость и честность!
Почему так сказал Сережа, он и сам не знал.
Октябрята смотрели на него с уважением.
— Пошли, ребята, — проговорил Сережа и, вспомнив слова отца и все больше увлекаясь, прибавил уже на ходу: — Честность — самое главное, ребята! Бесчестному человеку лучше совсем не жить на свете!
Лена сунула в Сережину руку свою измазанную землей ладошку (она очень любила ходить, держась за какой-нибудь его палец) и спросила:
— Сегежа, а ты тоже Монтигомо?
— Я? — растерялся он.
— Да, ты Монтигомо! — уверенно сказала девочка.
Он не стал возражать.
— Мон-ти-го-мо, Мон-ти-го-мо, — в такт шагам повторяла Лена необычное слово, держась за указательный палец вожатого.
Навстречу октябрятам из-за угла вышел коренастый мальчишка с папироской в зубах. Дальнейшие события развернулись стремительно. Проходя мимо октябрят, парень с папироской молниеносным движением сбил с ног Леню Каца и как ни в чем не бывало отправился дальше. Нагловатую физиономию мальчишки кривила противная ухмылка. Ему было не меньше пятнадцати, а может быть, и шестнадцать лет, и он был почти на голову выше Сережи. И тем не менее Сережа, охваченный внезапным порывом ярости, которая жгучей волной захлестнула его, подскочил и с силой ударил этого мальчишку кулаком в нос. Кровь залила губы и прыщеватый подбородок мальчишки.
— Ты что?… Ты что?… — хриповато вскрикнул он и выплюнул папиросу. — Ты что?
Ярость все еще бушевала в Сереже.
— Гад, гад! — повторял Сережа, задыхаясь, и еще раз ударил мальчишку.
Конечно, мальчишка был выше и сильнее Сережи и мог бы исколотить его до полусмерти. Однако он пятился, хныча, и загораживался от Сережи руками.
Мимо проходил пожилой прохожий.
— Дяденька, спасите! — прохныкал парень жалобно.
— А ведь ты не только гад, но еще и трус! — сказал прохожий.
— А чего он дерется, дяденька?
— Правильно дерется! Так тебе и надо! Ты за что этого малыша сбил с ног? — спросил прохожий, указывая на побледневшего Леню Каца, которому октябрята помогали подняться с земли.
— Так ведь я нечаянно, дяденька!
— Нечаянно? Я все видел, негодяй! Вот я в милицию тебя…
Парень скакнул в сторону и исчез за углом.
…В тот день октябрята решили, что их вожатый не только самый умный, но и самый сильный человек на свете.
Глава ШЕСТАЯ
Леня Кац ушиб коленку, и Сереже пришлось провожать его до самого дома.
— Тебе очень больно, Леня?
— Нет, ничего, — кривясь от боли, сказал Леня. На его глазах блестели слезинки.
— Ты держись покрепче за мою руку.
Сережа помог мальчику подняться на второй этаж и позвонил. Им открыл дверь пожилой морщинистый мужчина с седыми бровями.
— Дедушка, ты не пугайся, — слабо улыбнулся Леня, — я немножко упал.
— Нет, вы посмотрите на этого сорванца! — сипловатым баском сказал дедушка. — Он прыгает
