устроен: если ему попадалась загадка, он не мог успокоиться, пока не находил ответа. За это качество его так ценили в храмовом кебнете и поручали самые запутанные дела.
«Как ни противен мерзкий карлик, а надо бы с ним подружиться», — решил для себя Гормери. И когда солнце, разлив по Западному горизонту кровавое золото, спустилось в Дуат, подсел поближе к компании Анхатона, прихватив самый красивый сосуд с вином из своих запасов.
На палубе оживились дремавшие весь день в шатрах музыканты и танцовщицы. Облачившись в новые цветные, расшитые золотом наряды, девушки метались в свете угасающего дня, порхая над палубой диковинными бабочками. Их легкие платья скорее оголяли и манили, чем прикрывали соблазнительные тела. Попутного ветра не было и в помине, и надсмотрщикам гребцов пришлось сильно постараться, чтобы рабы не глазели на представление, а работали, и лодка худо-бедно двигалась против течения. Анхатон возлежал на широком ложе, раскинув тело по расшитым подушкам. Красный, расшитый золотом шатер закрывал его от лучей солнца и посторонних глаз. В одной руке он держал гроздь крупного винограда, в другой кубок из цветного финикийского стекла. Ему прислуживали сразу две красотки. Из одежды на них были лишь тоненькие золотые пояски и широкие браслеты на запястьях. В изысканные прически они вплели свежие цветы. Гормери сглотнул, а карлик, поймав его взгляд, похлопал ладонью рядом с собой. Противится было неприлично. Писец поднялся с палубы и пройдя сквозь танцы красавиц, опустился на край ложа в шатре. В его руку тут же всунули красивый бокал с темным густым вином. От него исходил манящий терпкий аромат, от которого рот тут же наполнился слюной.
— Наконец-то ты продрал глаза, помощник писца по особым поручениям, господин Гормери, — не без издевки пробухтел карлик, — Я уж думал, что не увижу тебя до самого Уаджа.
— Вы знаете, кто я? — изумился Гормери.
— Предпочитаю выяснить заранее, с кем плыть в одной лодке. А вдруг ты псих какой, и привык с ножом за людьми гоняться, — карлик хмыкнул и его молодой спутник снова почувствовал, как в сердце родилось раздражение. Кто из них писец кебнета, в конце концов! А ведь ему и в голову не пришло выяснить, с кем предстоит путешествовать на ладье посреди реки целых четыре дня. И почему он вот так сразу решил, что ему в попутчики набился степенный и рассудительный вельможа. А не это вот все!
— И что за дело у вас в Уадже?
Гормери попытался вложить в вопрос всю степень недоумения с каким обычный человек мог бы отнестись к поездке такого важного вельможи в такое захолустье. Анхатон глотнул вина. Гормери не удержался и последовал его примеру. Волшебный вкус из летнего сладкого винограда и запахов ночных цветов растекся по всему телу. Сердце затрепетало от удовольствия. Это вино было на несколько порядков лучше его собственного. Такое могли произвести только истинные умельцы. Те, кто служат при дворе царя, не иначе. Ничего прекраснее он и не пробовал!
— Тоже, что и у тебя. Мне предписано заставить ювелира Хепу доделать заказ! Милашка Киа так страдает! Ведь она уже год как любимая женушка царя, а у нее до сих пор нет ни единого украшения от царского ювелира! Какое унижение, не правда ли?
И вот все это великолепие из летнего винограда, ночных садовых ароматов и легких ноток мандрагоры застряло в горле. Гормери закашлялся. Он мучительно пытался понять, что больше его возмутило: шутливо-снисходительный тон карлика, которым он повествует о семейных проблемах царя или то, что ему, помощнику писца кебнета навязали напарника, даже не уведомив его об этом. Пришло запоздалое осознание того, почему так хитро улыбался ему начальник, господин Атонхотеб.
— Ты не переживай, мальчик, — Анхатон коснулся его бокала своим и, сделав глоток, продолжил, — Мы пойдем с разных сторон. И дорогу друг другу перебегать не станем. Вот что в твоем сердце, когда ты размышляешь об этом деле? У ювелира пропала дочь. И надо ее найти, так? Что могло случиться с девчонкой? С парнем сбежала, попалась в руки злодея или в пасть крокодила? А я думаю о политике, мой дорогой.
— Чего? — Гормери изо всех сил протолкнул в желудок вино, которое уже потеряло для него чарующий вкус.
— Ну как? — а вот карлик пил с удовольствием. Еще и на танцующих девиц заглядывался, — А что, если ювелир нарочно тянет с заказом для Кии? Ведь митаннийская девчонка украла любовь царя у самой Нефертити! Перейти дорогу великой супруге царской… Кия у Эхнатона не первая возлюбленная. Были до нее и другие. Появлялись за царским троном, блистали один-два сезона и бесследно исчезали. Может царь терял к ним интерес, а может они не выдерживали конкуренции при дворе. Ведь как бы там ни было, но именно Нефертити все еще супруга царская! Да и сейчас несмотря на то, что Кия уже почти год во дворце и признана законной женой, Нефертити для всех придворных и уж тем более для народа по-прежнему единственная возлюбленная супруга правителя. Но и с юной красавицей царское сердце не собирается прощаться. Ты бы видел ее мальчик. Слышал бы ее смех и пение. Она само очарование. Юная, красивая, веселая. Какой мужчина ее не выделит? К тому же Кия — дочь царя Митанни, присланная царю нашему Эхнатону в жены в качестве жеста доброй воли, а Нефертити, какими бы статусами ее не наделяли супруг и жрецы, увы, простого происхождения. Да и наследника она родить не смогла. Шесть дочек — все на что оказалось способно ее чрево. И теперь уж многие придворные начали задумываться, так ли благоволит этому браку наш бог Атон? Что тут скажешь? Возможно, во дворце грядут перемены. И это мелкое дельце с украшениями может стать для всех его участников судьбоносным. Чью сторону тут принять? Не потому ли хитрец-ювелир и тянет с исполнением заказа? Выжидает, какая жена одержит верх.
Гормери кожей ощутил, насколько ничтожными были его собственные размышления. В самом деле, он почему-то решил, что вся проблема именно в дочери ювелира. Когда как требовалось смотреть на дело куда шире. Ну ничего, век живи, век учись. А учиться он умеет. И ошибки признавать не кичится. И очень хорошо, что великий Атон, чья мудрость безгранична, послал ему в напарники такого умудренного мужа. Противного конечно зазнайку. Но надо смиренно и с благодарностью принять такой подарок. И вознести молитву у алтаря.
— Ты куда
