направляетесь?
— Нет… а разве должны были?..
Мой вопрос игнорируется.
— То есть вы покинули медицинский блок вдвоем с пациенткой № 214, никого не поставив в известность, и отправились самостоятельно гулять по станции, я правильно вас понимаю?
Я раздраженно дергаюсь, шею тут же простреливает болью. Зараза… вроде все верно говорит, а выставляется так, будто мы сами виноваты в нападении. Серенький маленький мужичок фиксирует все мои показания в своем планшете одной рукой, второй делает пометки в другом, третьей набирает сообщение в коммуникаторе, четвертая же смирно лежит на коленях. Трудно управляться четырьмя руками, наверное… хотя когда у тебя для этого целых две головы, вторая растет из первой как опухоль, то может быть и не очень сложно.
— Опишите поведение сотрудника станции, — между тем продолжает допрос двухголовый.
— Он… — по телу проскальзывает озноб, — стал на четвереньки, поднял хвост над головой, начал им трещать…
— И вы сочли это поведение угрожающим?
— Ну да…
— Почему?
— … — я в ступоре, смотрю на него и не понимаю: надо мной издеваются, что ли?
Мужичок сверлит меня глазами и ждет ответа.
— Я испугалась. На моей планете так ведут себя агрессивные животные.
— Значит, вы решили, что рорук, представитель иной расы разумных, ведет себя агрессивно, опираясь на собственный опыт взаимодействия с неразумными видами вашей родной планеты?
Он точно издевается, сука двухголовая.
— Еще и потому, что в прошлый раз аналогичное поведение его… сородича… напугало моего куратора. Из чего я сделала вывод, что в таком состоянии рорук представляет угрозу.
Съел?
Двухголовый молчит, что-то недовольно клацая в планшете. Но, к сожалению, недолго.
— Чем по-вашему было вызвано такое поведение?
— Я-то откуда знаю?
— Возможно вы или пациентка № 214, — белые глаза щурятся, а голос неуловимо, но меняется, — как-то спровоцировали рорука на агрессию? Громко смеялись или говорили, привлекали внимание к себе?..
Что?..
Он что… правда думает… что я или тем более Сершель… В груди растекается ядовитая, жаркая и жгучая, злая и обидная беспомощность. Это ведь я жертва. На меня напали. Почему мне нужно оправдывать напавшего и ранившего меня урода?..
— Пациентка № 248, пожалуйста, отвечайте на поставленный вопрос.
Я хочу ему ответить — и не только ответить — когда дверь в палату с лязгом отъезжает в сторону, и в ней сразу становится мало места.
В прошлый раз я плохо его рассмотрела — в этот раз получается лучше. Бурая кожа, подчеркнутая белой формой, голые предплечья, укрытые бинтами… темно-красные глаза с розоватыми белками, черный ежик явно очень жестких волос… Он до чудовищного похож на человека, отличаясь только размерами и цветом. Действительно очень высокий и широкий, тем не менее грузным капитан не выглядит, движется легко. В животе сжимается что-то, краска бросает в лицо — не сиди я на постели, точно бы задрожали колени.
Потому что я помню, кто голыми руками оторвал ящеру голову.
При виде капитана маленький серый мужичок становится словно бы еще меньше, весь скукоживается, что-то бормочет и машет всеми четырьмя руками. Капитан не слушает его болтовню, а просто берет за шкирку и бесцеремонно вышвыривает за дверь.
— На ваши вопросы ответит её куратор. Вон из медицинского блока.
От низкого рокота у меня на затылке шевелятся волосы, озноб скачет по внутренностям. Капитан стоит ко мне спиной, заслоняя собой весь дверной проем и не уходит, а я жду… чего-то. Наконец он словно бы нехотя оборачивается ко мне и отрывисто произносит:
— Выздоравливайте, — и дверь за ним закрывается.
Я делаю вдох — и понимаю, что не дышала все это время.
Ну черт знает что такое.
* * *
— Капитан ужас как злится. Всех роруков вывели из штата, проверку пригнали… Комитет пытается замять дело, но вряд ли у них это выйдет…
Шерша болтает ногами на высоком стуле рядом с моей койкой. По счастью, за этот инцидент её не наказали. Это не помешало ей изводиться у моего бессознательного тела двое суток, пока я не пришла в себя после укуса.
Я потягиваю восстанавливающий коктейль и думаю. Странно все это. Рорук на станции. Представитель комитета, выводящий меня на признание вины в нападении на меня же. Виктимблейминг, да? Нас же забрали, чтобы дать лучшую жизнь… так что же тут за бардак тогда творится?
Шерша словно бы читает это все по лицу и, наклонившись, доверительно шепчет:
— Они боятся, что проект закроют. Что, если будут проблемы, инвесторы не захотят вкладываться в развитие станции и её дальнейшую работу.
И здесь все упирается в деньги… или что за ресурсы у них тут в цене?
— Кто-то хорошо греется на этом… проекте? — Шерша булькает недоумением. — Ну, зарабатывает?
— Ааа, само собой. Ведь многие планеты заинтересованы в женских особях. Кому-то они нужны только для размножения, кому-то — для поддержания энергетического баланса, а есть планеты, где любой женщине поклоняются, как воплощению божества.
Я почему-то представляю алтарь, шамана и жертвенную овцу. Ой… лучше не надо.
— Но все-таки, как же обидно, под самое распределение… — вздыхает Шерша.
Так, стоп. Распределение? Уже?..
— А когда оно?..
— Ну, ты для начала поправься…
— Шерша, когда?
— Ох… сейчас… где тут у меня график… ну, твое должно было быть через два дня, но с учетом обстоятельств…
— И ты мне не говорила?!
— А какой смысл, тебя ведь сначала вылечить должны. Тем более распределение — это не мгновенный процесс. Проводят тестирование, готовят варианты, дают на выбор, ты их рассматриваешь… потом официально оформляешь выбор на специальном бланке Объединения. Его заверяют и передают оригинал на планету, куда ты направишься, там готовятся, высылают за тобой представителей… Это все займет недели две, не меньше…
— А потом?
— А потом… потом мы с тобой попрощаемся, — немного грустно произносит Шерша.
Попрощаемся, да?
Перед глазам — широкая спина и взгляд вполоборота. Да… попрощаться… действительно нужно…
Но увидеть капитана мне не позволили — техническую часть отделили от основной в целях безопасности, и как я не уговаривала Шершу, та уперлась: нельзя и точка. Мало тебе прошлого раза? То-то же. Сиди, читай про планеты-претенденты, изучай известные разумные виды. Я поругалась, поворчала конечно… и оставила как есть. Нужна ли ему вообще моя благодарность? Может, отблагодарив, я нанесу оскорбление? Ааа… кого ты пытаешься обмануть… ты не столько поблагодарить хотела… сколько увидеть еще раз…
Ну, не судьба, значит.
1-9
— Прошу прощения…
На пороге моей палаты мнется рахшаса, которую я узнаю спустя несколько мгновений неудобной заминки. Мередо? Миридо? Как её звали-то…
— Да? Что-то случилось?
— Нет… да… простите… моя… моя подопечная… вы помните, тисса Сершель?..
