медленно открываю дверь и прохожу в комнату. Яна лежит на кровати, с головы до ног укрытая одеялом. Спит? Не спит? Да, блять, только сейчас понимаю, как тупо это всё выглядит со стороны! Стою и пялюсь на неё, как маньяк на свою жертву.
— Яна Викт… — начинаю негромко, но голос предательски хрипит. Откашливаюсь, подхожу ближе и толкаю более уверенно. — Яна, давайте поговорим… Пожалуйста.
Ноль реакции. Но мне кажется, что Белова притворяется. Или нет? Молча стою, поднимаю брови вверх и накрываю лицо рукой. Зависаю в таком положении на несколько секунд, затем подхожу ещё ближе. В груди начинает невыносимо печь, а пальцы покалывать мелкими иголками. Рука тянется к уголку одеяла рядом с её лицом, но в какой-то момент смещается чуть выше, к волосам. Что я, блять, сейчас творю? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Практически невесомое касание. Второй раз за день! Это конец, какие-то внутренние датчики беспрерывно пищат, и меня взрывает, словно вулкан. Отдёргиваю руку, смотрю на неё, как на что-то чужеродное в своём теле и с силой сжимаю в кулак. А в следующую секунду слышу, как Яна, показавшись из-под одеяла, полушепотом говорит:
— Ты снова это сделал!
Смотрю на неё совершенно безумными глазами. Готов поклясться, по ощущениям, у меня в этот момент из ушей и носа пар валит, а мой “бортовой компьютер” потерял связь с внешним миром. Рот будто цементом залит. Понимаю, что ничего членораздельного выдать сейчас физически не способен, и принимаю одно-единственное решение: срываюсь с места и вылетаю из дома, как полный кретин.
Глава 7
Яна
Услышав стук в дверь, мгновенно замираю. Кажется, я даже дышать перестаю. Бесшумно натягиваю одеяло на голову, оставив только макушку. Стук повторяется, и моё сердце начинает лихорадочно отбивать “чечётку”.
“Пожалуйста, пусть он уйдёт”, — мысленно говорю себе, но на самом деле мне хочется, чтобы Глеб зашёл. И он действительно входит в спальню. Я слышу его шаги, чувствую его, улавливаю сквозь одеяло аромат его парфюма — древесный, свежий, словно лес после дождя, есть ещё какая-то нотка, но её определить не могу. И испытываю смешанные чувства: злость, обиду, страх и стыд.
— Яна Викт… — начинает хрипловатым голосом и откашливается.
— Яна, давайте поговорим… Пожалуйста.
В его голосе чувствуются немного виноватые нотки. Неужели хочет извиниться? Слышу, как приближается, и окончательно цепенею. А затем происходит то, чего я совершенно не ожидаю. Ощущаю очень лёгкое, почти невесомое касание его руки до моих волос. Зачем он это делает? Это что, какая-то игра? Сначала наговорить гадостей, а потом вот это? Второй раз за день, между прочим! Меня настолько захватывает возмущение, что я убираю одеяло, чтобы громко выразить свой гнев. Вижу Глеба, и весь мой воинственный настрой улетучивается, отчего практически шёпотом говорю:
— Ты снова это сделал!
Глеб бросает на меня дикий взгляд, а затем просто разворачивается и быстрым шагом уходит. Через несколько секунд слышу, как на первом этаже хлопает дверь и в доме наступает полнейшая тишина… Сажусь в постели и растираю руками лицо, провожу ладонями вверх по волосам, зачёсываю их в хвост и сцепляю руки замком на затылке. Так и сижу какое-то время…
Завтра я обязательно об этом пожалею, но это будет завтра. Если и делать ошибки, то, очевидно — сегодня. Одной больше, одной меньше — уже не так неважно. Я не доверяю Глебу, но хочу его использовать. Два дня этот план не даёт мне покоя. Возможно, моя нервная система дала сбой, и я тихо схожу с ума. Потому что если не получу хоть капельку свободы, то окончательно сломаюсь. Этим и оправдываю всё то, что собираюсь сделать. Беру с прикроватной тумбы телефон, достаю из шкафа толстовку и надеваю. Иду вслед за Мироновым. Кажется, так он назвал свою фамилию… Смешно конечно, он столько работает у нас, но я совершенно ничего не знала о нём и даже не интересовалась.
Около дома охраны ненадолго останавливаюсь. Руки предательски дрожат, но я перевожу телефон в беззвучный режим, заранее включаю камеру и сую руку с ним в карман. Только бы камера случайно не отключилась. Только бы всё сработало, или Глеб может обернуть всё против меня в очередном отчёте Белову. Ну что, погнали! Тяну за ручку и открываю дверь. Глеб сидит в кресле с широко расставленными ногами, смотрит в пол, одна рука упёрта в колено, второй держит телефон и с кем-то разговаривает. Но как только я захожу, он бросает:
— Арт, сделай всё красиво, как ты умеешь, — устало улыбается, а я вдруг отмечаю, что ему идёт улыбка. — Всё, не могу говорить больше, — делает паузу и встаёт с кресла. — Да… Да, перезалей весь этот фрагмент. Ты смотри там, футаж*, как для телешоу не вставь! — смеётся. — Давай, братан, доверяю тебе. До связи, — кивает, будто собеседник его видит и отключает звонок.
— Привет… — говорю на выдохе, а внутри будто железный стержень стоит.
— Доброй но-очи… — тянет он в недоумении.
Делаю шаг. Ещё шаг, и ещё. Оказываюсь примерно в метре от Глеба. Смотрю в его глаза, но не могу удержать зрительный контакт, взгляд опускается на губы, я непроизвольно закусываю свою и чувствую, как лицо начинает гореть от смущения.
— Я хочу знать… Скажи мне? — выговариваю с дрожью в голосе, а затем перехожу на шелест. — Зачем ты это сделал?
Глеб делает шаг назад, закидывает руку вверх и треплет волосы. Оба молчим. Делаю очередной шаг к нему. Наблюдаю за тем, как он достаёт из кармана джинсов зажигалку, чиркает ею и смотрит на огонёк. Молчим. Снова чиркает зажигалкой. Делаю ещё шаг вперёд, теперь Глеб исподлобья впивается в меня острым взглядом и, ухмыляясь одним уголком губ, говорит:
— Я хотел извиниться, но что-то пошло не так, — разводит руки и делает паузу. — Прости-те, если напугал. Получилось не очень красиво, да? И тупо.
— Угу, не очень… — практически мычу в ответ. Каждое слово даётся с трудом.
А дальше всё происходит с такой скоростью и неожиданностью для Глеба, что он не успевает хоть как-то среагировать. Я стремительно делаю последний шаг и оказываюсь к нему максимально близко, быстро тянусь на носочках, одной рукой обхватываю за шею, зажмуриваюсь — и целую. Точнее сказать, просто прижимаюсь к его губам. Замираю в ожидании того, что он меня оттолкнёт, отшвырнёт, как болонку, но этого не происходит… Приоткрываю глаза, но не разрываю контакт, он смотрит на меня. А затем сводит брови к переносице, будто испытывает сильную боль, издаёт какой-то надсадный гортанный рык и неожиданно для
