не понимала, сколько у нее осталось сил. Повстанцы оставили свои попытки до нее добраться и убегали к подвесному мосту, ища за ним свое спасение. Но она и не думала их отпускать — одним длинным прыжком оказалась у огромной входной арки. Взметнулась в воздух, собрала все силы в ноге и ударила еще раз.
Дыхание было тяжелым, и казалось, что все кончено. Но она знала, что это еще не все. Чувствовала пятками, как дрожь только нарастала и с громким треском по массивным колоннам арки пошли глубокие трещины. Треснули массивные карнизы, и с крыши западала каменная черепица. Одна за другой. Пока под оглушающий звук, арка опасно не наклонилась, чуть продержалась и со скрежетом обрушилась в ущелье вместе с подвесным мостом. И все, кто не успел добраться на другую сторону, с чудовищными криками полетели вниз. Но Цунаде видела еще тех немногих повстанцев, кто уцелел на той стороне. Она собрала остатки чакры и готова была уже нанести последний удар, как вдруг ее кто-то схватил за плечо. Она обернулась и увидела за собой Джирайю всего в пыли с окровавленным лицом.
— Думаю, с них хватит, — произнес он.
Она огляделась: солнце уже взошло и ярко освещало базу. Под каменными обломками со стонами умирали повстанцы, а в воздухе стояла густая пыль. Одни лишь водопады как и прежде громко шумели и бежали маленькими ручейками прочь из горной долины. Цунаде с ужасом поняла, что она упустила единственную имеющуюся возможность узнать о том, кто стоял за началом этого восстания. Тот шиноби, скорее всего, сбежал, если и вовсе не погиб. И вдруг она почувствовала себя такой опустошенной. Склонила голову, опустила плечи и пошатнулась, но Джирайя успел ее приобнять.
— Ну, нас похоже теперь точно не наградят, — произнес он, почесав затылок.
Глава 4 Цунаде
— Какая же скукотища, — вздохнула Цунаде.
Прошло несколько месяцев с того дня, как была разрушена база повстанцев. Как же все тогда на них орали… Они не только провалили свое первое задание, но и раскрыли работу Специального отряда. Упустили человека, который мог пролить свет на начало восстания. А что самое ужасное — теперь повстанцы только сильнее спрятались у себя в джунглях и еще больше засекретили поставки взрывных печатей. Обычным шиноби за такой поступок грозил бы трибунал. Но они не были простыми шиноби — они были учениками Хокаге. Так что большого скандала не случилось, даже команду не стали расформировывать. Но наказание все же придумали для каждого: Джирайю лишили звания джонина, Орочимару заставили остаться с ними, а Цунаде ждала участь похуже — ее убрали с передовой и приказали учиться на ирьенина.
— Девочки, подойдите, пожалуйста, — прозвучал строгий голос старшего ирьенина в учебной палатке.
Цунаде сидела за железной партой в окружении таких же молодых учениц-ирьенинов и, подперев подбородок кулаком, с тоской смотрела на медицинские плакаты, летая в своих мыслях. И только когда ее толкнули в бок, она встала и подошла к доске, где все уже толпились вокруг старшего ирьенина — невысокой и очень худенькой женщины средних лет в белом халате с темными глазами и русыми волосами, завязанными в высокий хвост. Бивако была не только одной из самых уважаемых ирьенинов в Конохе, но и женой самого Хокаге, так что Цунаде знала ее с детства. Хотя это знакомство едва ли ей сейчас помогало. Наоборот, казалось, что к ней придирались даже больше, чем к остальным.
Бивако подошла к одному из железных столов, на котором лежал большой развернутый свиток, и сложила ладонями несколько печатей. И спустя несколько мгновений с громким хлопком на листе пергамента появилась большая живая рыба.
— Как вы знаете, завтра выпускной экзамен, — продолжила Бивако, — и от его результатов зависит ваше будущее: станете ли вы ирьенином или отправитесь домой. Так что давайте повторим все, что вы должны показать перед комиссией.
Бивако взяла скальпель, сделала глубокий надрез по брюху рыбы, в свободной руке зажгла зеленую чакру и поднесла ее к ране, которая стала быстро срастаться, не оставляя никаких следов. Девушки-ирьенины внимательно следили за действиями своего учителя, слушали и записывали ее слова. Но Цунаде стояла в стороне и смотрела на просвет в палатке. С улицы доносились веселые голоса шиноби, вечер был солнечным, и она еще сильнее стала ждать, когда же вся эта скукотища закончится.
— Твоя очередь, — обратилась к ней Бивако.
Цунаде тихо вздохнула и подошла к столу, услышав за своей спиной смешки остальных девушек. И уже хотела завестись, ответить им, что посмотрели бы они, кто из них был неумехой в настоящем бою. Но почувствовала на себе взгляд Бивако, которая уже распечатала перед ней большую рыбу с желтым брюхом, и смолчала.
— Приступай, — приказала Бивако, сделав надрез.
Цунаде подняла ладони, зажгла зеленую чакру: такую тихую и спокойную, что она едва могла ее почувствовать. Но рыба так громко забила хвостом по железной столешнице, что, вздохнув, ничего не оставалось сделать, как приступить к лечению. Только чем дольше шло время, тем больше она думала о том, что у нее ничего не получится. От этих мыслей поток становился неравномерным. Шрам выходил кривым, пока и вовсе рана не перестала срастаться. Цунаде так сильно разозлилась на эту несчастную рыбу, которая уже перестала бить хвостом и открыла рот, что чакра и вовсе перестала идти.
— Видите, про что я вам постоянно говорю, — произнесла она, убрав ладони. — Ну какой из меня ирьенин?
Бивако ничего не ответила, лишь слегка свела брови и осторожно завернула уже мертвую рыбу в свиток.
— Можете быть свободны, увидимся завтра на экзамене, — обратилась она ко всем, и Цунаде уже собиралась вылететь из душной палатки. Но Бивако на нее бросила строгий взгляд и добавила: — А ты останься.
Цунаде тихо выругалась, заметила, как на нее бросили насмешливый взгляд остальные, скорчила им гримасу, и когда все вышли, стала ждать, какую на этот раз придется выслушивать нотацию.
— Почему ты так сопротивляешься? — спросила Бивако.
— Я не сопротивляюсь, — замотала головой Цунаде. — Просто моя чакра — она совсем другая и не подходит для лечения ран. Бесспорно, дело это полезное, да только мне-то оно зачем? Сколько было попыток научить меня этому в детстве? Всех и не пересчитать. Эта-то чем отличается?
— Знаешь, — задумчиво произнесла Бивако, — когда Хирузен мне рассказывал, как ему было тяжело вас учить, я никогда ему не верила. Говорила, что он слишком много от вас требует. Но сейчас… Если я с тобой одной не могу совладать, — она усмехнулась. — То, что
