таки решила рассказать. — Ну, у нас дамы все ходят от бедра, а я как — то… Ну, неправильно что ли. Подпрыгиваю, расстояние между шагами большое. Да и стопа постоянно подворачивается. Все ботинки свои порвала. — Я усмехнулась. — Видишь? — я подняла ногу. — Стопа большая. Сороковой размер! Нигде обувь нормальную не можем найти. Ласта — то вон какая… Мама постоянно подшучивает. Типа, скоро сами будем обувь шить.
— У меня сорок пятый. Не вижу в этом ничего такого.
— А у меня — видят! И начинают смеяться. Или начинают указывать: “какая стопа у тебя большая! Размер — то какой? Сорок шестой?” — я недовольно закатила глаза.
— Взрослые люди так себя не ведут. Они не видят ни чьих недостатков. Им вообще наплевать.
— Зря ты так думаешь. Если бы не замечали, то жили бы друг с другом спокойно. А то еще за спиной обсуждать начинают!.. Как мое заболевание… — я замолчала. Ибо вспоминать подобное тяжело.
— А что у тебя за заболевание — то?
— Шизофрения. Говорю сразу! На тот случай, если кто — то донесет. А люди у нас очень добрые.
— Шизофрения? Да ладно. По — моему, ты придумываешь.
— Придумываю? Зачем? — воскликнула я.
— Как минимум чтобы обратить на себя внимание. Типа “я не такая как все”.
— Эх… Лучше бы не было этого внимания. Тогда бы жизнь стала легче.
— Что, издеваются?
— Хуже. Меня начинают избегать. Когда мне только поставили диагноз, моя соседка, тетя Наташа, всем рассказала. Да еще приукрасила! Типа я буйная, и все в таком роде… Я в ее сына была влюблена. Ее это бесило.
— А, может, ты сама сказала?
— Тогда — нет. Потому что знала, как люди воспримут. А сейчас… Мама мне всегда говорит: “лучше расскажи сама, иначе за тебя это сделает кто — то другой. Да еще приукрасят так, что потом хрен отмажешься”. Да и если промолчишь, то воспримут, как предательство… Скажут, молчала, чтобы использовать. Ради какой — нибудь выгоды. Денег, жилплощади… Неважно! Надо, чтобы человек все равно знал. Сразу сказать или чуть позже. Но лучше сразу. Чтобы потом не было претензий.
— Но разговариваешь — то ты вполне себе нормально. Все равно мне не особо в это верится.
— Тогда по — твоему зачем я здесь?
— Ну, устала… Ну, депрессия… Школа, обучение, работа… Ну уж никак не шизофрения!
— Я не учусь. Школу окончила в прошлом году. Ну, как окончила… Бросила. Два месяца проучилась в десятом классе и ушла. А работать… Меня никто не возьмет! Скажут: “ведро на голову кому — нибудь наденет… Или вообще прибьет!”… Так что, живу чисто на пенсию. Стою на учете у психиатра. Мало хорошего. Но другого выбора у меня нет.
— Ладно… Считай, что поверил. Но все равно…
— Лучше молчи.
Пауза.
— А еще ты картавишь…
— Ты только сейчас это заметил?!
— Ну… Еще вчера, но ничего говорить не стал. Да и неважно это!
— Если бы было неважно, ты бы ничего не говорил. Ладно. Замяли.
Сергей еще что — то хотел сказать, но не успел.
— Четырнадцатое, заходим! — крикнул Михаил Сергеевич.
За милой беседой я не заметила, как прошел час.
Мимо проехал грузовик с контейнерами.
— Обед, — я пожала плечами.
— Ничего. Я позже к тебе зайду. Окей?
— Хорошо.
Мы двинулись в сторону выхода.
— Ну, давай. Пока. Увидимся еще.
— Пока…
Странно это все.
Я смотрела в спину уходившего Сергея и думала: зачем он затеял все это? К чему эти дружеские беседы?
Ладно. Ответа я все равно не получу. Не стоит и греть голову.
4
Утром нас подняли в шесть утра.
Я по привычке осталась в постели.
— Мельникова! Поднимай свою задницу! — в палату вошла Наталья Сергеевна. — Врач увидит, п…зды тебе вставит! Сейчас же вставай!
О — о — окей…
Я нехотя поднялась с кровати и еле разлепила глаза.
Дни проходили проходили очень скучно, безо всяких потрясений или новостей.
Если не считать появление сорокалетнего мужчины в моей жизни. Да и с тем я пообщалась всего два дня.
В воскресенье он больше не приходил. Решил, поди, больше со мной не общаться. Значит, это попросту не мой человек, и переживать не стоит. Все равно пользу это не принесет.
Но его мама очень сильно переживала. Она сидела в палате и практически ни с кем не общалась.
Галина Сергеевна вошла в мою палату лишь в понедельник утром. Нам выдали баночки для анализов и после отправили сдавать кровь на СПИД. Вполне обычная процедура.
Несчастная женщина молча выполняла все указания, данные медработниками, и вернулась в палату. Меня очень сильно заинтересовало, до какой степени Сергей довел свою мать, что она теперь лежит в палате, замкнувшись полностью в себе, и молчит, ни с кем не разговаривая.
Может, он до такой степени заработался, что не смог дать матери нужного внимания? И поэтому бедняжка замкнулась в себе. Тогда какой толк просить этого самого внимания у близкого человека, когда тот занят своей жизнью? Или я просто поверхностно об этом рассуждаю, толком не зная ситуации?
В голове внезапно проснулись воспоминания.
У меня тоже не всегда все было гладко с мамой. Я помню, как за две недели до отъезда в Кемерово — которого мы ждали, как манну небесную, — я вышла погулять со своими подружками.
У нас во дворе была небольшая компания из соседних пацанов и девчонок.
Мы сидели на лавочке и общались между собой, громко смеясь.
— Эй, ты клуша! Догони меня! — в шутку произнесла моя подружка и побежала, громко смеясь.
Конечно, все это ради игры, и я, поддавшись на провокацию, побежала за ней.
На мне были шорты — такие коротенькие, с кармашками. В них лежал телефон. Пусть и не навороченный, но вполне красивый и удобный. Темно — бордовая раскладушка.
Мобильник я таскала постоянно с собой на тот случай, если кто — позвонит: мама или сестра, к примеру.
В тот момент во дворе сидели мои бывшие одноклассницы. Точнее, просто девочки, учившиеся вместе со мной в одной школе. Они внимательно следили за нашей игрой в догонялки и иногда шушукались между собой, тихонько посмеиваясь.
Эти товарищи были из одной большой компашки, которые травили меня в школе, когда я проходила обучение.
Так вот, пока я бегала, громко смеясь, из моего кармана выпал телефон. Я этого даже не заметила.
— Насть, твой телефон украли, — сказала мне Инна уже под самый вечер, когда мы всей компанией собрались идти домой.
Она тоже была нашей приятельницей. В момент
