чары, призывающие и удерживающие душу… Удивительно, что на такую лакомую смесь ещё не явился кто-то пострашнее встречника. Да и мелочь вроде блазней, если соберётся в большую стаю, может стать опасной.
Да когда же сонное зелье сработает?!
Ведьмак покосился на Евдокию. Она всхлипывала и порывалась встать, но тело уже не слушалось. Глаза сами собой закрылись, и женщина тяжело осела на землю, как мешок.
Фух, ну наконец-то!
Ефрем свистнул, подзывая вилы. Они послушно подлетели к хозяину.
Ещё раз окинув всё взглядом, Ефрем взял бесчувственную Евдокию на руки и взгромоздился на свой транспорт.
— Домой! — скомандовал он, и вилы рванули вперёд и вверх.
Уже поднявшись над деревьями, ведьмак оглянулся на оставшийся за спиной перекрёсток. Шиликуны и блазни вернулись и затеяли было игру в прыжки, но снова бросились врассыпную: из леса к перекрёстку медленно выползало нечто, напоминающее тень огромного кабана.
“Вовремя удрали!” — подумал ведьмак и приказал вилам лететь быстрее.
* * *
Открыв дверь своей избы, ведьмак внёс бесчувственную Евдокию и положил её на лавку. Долго ещё не проснётся — сонное зелье Ефрем всегда варил крепким, чтобы наверняка. А тут с перепугу заставил целую бутылочку выпить!
— Ничего, пусть спит. Так спокойней будет, — сказал он сам себе и пошёл умываться и раскладывать по местам колдовской инструмент.
Ручного филина дома не было, но Ефрем этому даже обрадовался — не до птицы сейчас. Переодевшись в домашнее, ведьмак достал из печи горшочек со щами и сел за стол. Сложная, требующая много сил волшба всегда пробуждала в ведьмаке зверский аппетит.
Ефрем жевал и сосредоточенно размышлял. А подумать было о чём.
Если говорить о колдовском мастерстве, тут ведьмак мог собой гордиться. Всё прошло без сучка, без задоринки: могилу вручную раскапывать не пришлось, душа явилась быстро, проход между мирами был стабилен и не прерывался. Злой дух-встречник не в счёт — он сам шастает по ночным дорогам.
Мысленно Ефрем перебрал свои действия, особенно в конце ритуала. Всё ли сделал как надо, не забыл ли чего? Жаль, что пришлось завершать чары в спешке. Суетиться Ефрем не любил, и если бы не припадок Евдокии…
Кстати, как она там?..
Ефрем покосился на нежданную гостью. Она крепко спала, но ведьмак всё равно чувствовал себя неловко и странно.
До сей поры ни одна женщина не бывала в его доме. Ни жены, ни полюбовниц он не заводил, и даже соседок, что просили помощи в колдовских делах, Ефрем дальше сеней не пускал. Немая и слегка слабоумная старуха Кузнечиха, что за небольшую плату помогала с хозяйством, не в счёт.
А теперь вот здрасьте — лежит на лавке Евдокия! Здесь ей не место, но действие сонного зелья пройдёт нескоро. Не на улице же её оставлять!
Пусть уж здесь спит…
Доев щи, Ефрем вытер руки, подошёл к нежданной гостье и вгляделся в её лицо. В избе не горел свет, но ведьмак, если хотел, видел в темноте не хуже филина Фильки.
Сон дал облегчение исстрадавшейся женщине, горе и тревоги отступили. Она даже слегка улыбалась. Явно ей снилось что-то приятное. Теперь Ефрем видел, что Евдокия моложе, чем ему показалось при первой встрече в лесу. Видимо, тогда впечатление испортили не столько проглядывающая в волосах седина и морщинки вокруг глаз, сколько уставшее и застывшее в горестной маске лицо.
“Сколько ей лет? — думал ведьмак. — За тридцать где-то, раз Кате почти восемнадцать было. Эх… Надеялась Дуся дочь выдать за хорошего парня, а теперь… Эти Иван да Тимофей — те ещё сквернавцы**. Но Катя жизнь себе и матери зря поломала! Ишь, нежная. Не она первая, не она последняя. Из-за каждого гада с собой кончать, эдак все люди перемрут. А все же жаль девку. Невезучая: и отец потонул, и жених пропал, и эти двое влезли…”.
Евдокия еле слышно застонала и перевернулась набок. Ефрем вдруг ощутил в груди странное тепло. Ему захотелось ни о чём не думать, а сесть рядом, слушать, как Дуся сопит во сне, смотреть на неё и может даже ощутить, как её нога случайно коснётся ноги сидящего рядом Ефрема…
— Тьфу, какие глупости удумал! — обругал сам себя ведьмак.
Разволновавшись, он стал ходить туда-сюда по комнате. Надо бы нежданную гостью устроить получше: под голову что-нибудь подложить, укрыть, да и одёжу надо бы снять и зашить. Изорвала ведь всё в припадке.
Но делать всё это Ефрем застеснялся: а если Евдокия, проснувшись, возмутится такому самоуправству или ещё хуже — решит, что ведьмак воспользовался её мертвецким сном…
Чтобы успокоиться, он достал из сундука табак и трубку. Тяги к курению он не испытывал, но иногда это занятие помогало сосредоточиться и унять разбегающиеся мысли.
…Явившаяся рано утром старуха Кузнечиха застала Ефрема сидящим на крыльце и пускающим кольца табачного дыма.
Поздоровавшись, ведьмак взял старуху под локоть и вкрадчивым голосом сказал:
— Дело у меня к тебе, матушка, есть. Там на лавке женщина спит.
Кузнечиха удивлённо вытаращилась на Ефрема.
— Но-но, ты не думай лишнего! Припадок у бабы случился, вот я её сонным зельем и напоил. Ещё долго спать будет. Ты её обиходь: раздень, умой, постели на лавке и одёжу её почини. Сделаешь всё — заплачу тебе за этот день как за два. И орехов в меду дам. Поняла ли?
Кивнув, старуха захлопала в ладоши и радостно замычала.
— Ну всё, иди.
Ефрем ещё немного посидел на крыльце, глядя то на деловито снующую туда-сюда Кузнечиху, то на светлеющее и расцветающее яркими красками небо. То ли подремать чуток, то ли за дела приниматься…
“А, чего там! Всё одно сна уже не будет. А по хозяйству забот полно, накопилось. Успею ещё отдохнуть”, — решил Ефрем и, дав кое-какие указания Кузнечихе, отправился на свою мельницу.
--------------------------
* Ребрак (рубель, валёк, качулка рубчатая) — деревянная доска с вырубленными поперечными желобками для катания белья. Предмет домашнего обихода, использовался для выколачивания (стирки) и глажения белья. Напоминает современную скалку с одной ручкой.
** Сквернавец (устар.) — нехорошо, скверно поступающий.
Глава 4
Уже миновал полдень, когда Ефрем вернулся. Взявшись за дверную ручку, он с некоторым волнением прислушался — не раздастся ли голос Евдокии? Но всё было тихо.
“Интересно, как она там? Проснулась ли?” — подумал ведьмак и вошёл.
