и неотступно идет с тобой шаг в шаг. А когда остановишься, оглянешься – и нет никого. Да и быть, по сути, не может. Продолжаешь идти – и снова за тобой кто–то идет. Вот–вот схватит тебя.
Некоторые люди, которые были не в силах совладать с собой, сходили с ума. И именно поэтому в основном ходили группами. Я же, имея железные нервы и с детства боясь только лишь бабушкиных котлет, мог спокойно идти по туннелю в одиночку. Но такие прогулки давали мне нехилый прилив адреналина.
Мой фонарик хорошо озарял путь, несмотря на то что работал не в полную силу. А хорошее освещение, как известно, залог того, что ты увидишь больше, нежели при плохом. Некоторые туннели просто утыканы различными ловушками, так что без хорошего фонаря туда лучше вообще не соваться. Хорошо, что хоть на этом перегоне не было ничего подобного.
Весь путь я бы с удовольствием пробежался. 1635 метров, такова примерная длина перегона «Ладожская–Новочеркасская», я бы осилил его за каких-нибудь десять, ну может быть двенадцать, минут. Проблема была в одном – по шпалам бежать очень неудобно. Наступишь неправильно и велика вероятность подвернуть ногу, чего я очень не хотел бы. Вообще любые травмы именно здесь, в метро, не желательны. Хороших врачей осталось совсем мало, а те средства, которыми они располагают, очень далеки от идеала. Нет ни бор-машины на случай, если у кого-нибудь заболят зубы, нет нормальных скальпелей, чтобы достать пулю из тела раненного.
Нет, совершать кросс, как бы мне этого не хотелось, я не стану. Лучше спокойно, пешочком, не торопясь и будучи наготове. На перегоне хоть и ни разу не было замечено мутантов, всякое может случиться.
Внезапно я остановился.
Что–то блеснуло впереди. Сначала я решил, что это свет моего фонарика отразился от шпалы, и успокоился. С места, однако, я пока не сдвинулся. И тут сверкнуло еще раз, а потом еще. Теперь стало по-настоящему страшно. Что бы это могло быть? Я попытался унять дрожь во всем теле, впрочем, едва ли успешно, и, затаив дыхание, прислушался к тишине.
Что я надеялся услышать? Только учащенное биение моего сердце и ничего больше. Другие звуки были бы явно лишними.
Может, выключить фонарик? Возможно, это он является причиной этих странных бликов? Но, черт возьми, страшно. В принципе темноты я не боюсь, но сейчас... Вместе с непроглядным мраком начнет давить необъятный страх, который будет возрастать с каждой секундой. Боязнь перед неизведанным не даст успокоиться. И хотя доподлинно известно, что, по крайней мере, в этом туннеле ничто не будет, вернее не должно, угрожать жизни, никто не сможет совладать с собой. Уж я–то знаю.
Мне приходилось пережить этот ужас, и поверьте, это стоило мне немалых трудов. Я, человек с железными нервами, не мог совладать с собой. Мне тогда хотелось кричать от ужаса, бежать непонятно куда, лишь бы поскорее увидеть свет.
А услышать в этой давящей темноте какой–либо звук было просто невыносимо. Малейший шорох, будто многократно усиленный динамиками, эхом разлетающийся по туннелю, казалось, подобен реву монстра, скрывающегося неподалеку и готового напасть в любой момент.
Я медленно поднял руку к налобному фонарику и положил палец на кнопку выключателя. Я не торопился. В памяти еще были свежи те неприятные ощущения, которые мне довелось пережить. Жать – не жать? Жать… или не жать? Черт, как же плохо, когда надо делать выбор! Может, просто пройти мимо, не обращая внимания на эти странные блики?
Я чуть надавил пальцем на кнопку. Жать – не жать? Чувствовалось давление кнопки на подушечку пальца. Что ж я делаю, а?..
Щелчок… И в мгновенье тьма обволокла меня всего, без остатка. Я не видел ничего. Как же мне хотелось поскорее включить свет, вырваться из власти мрака. Я прилагал чудовищные усилия, чтобы не делать этого. Нужно было выяснить, повториться ли вспышка сейчас или же нет.
Вот уже десять секунд я стою в полнейшей темноте. Ничего. Никаких бликов.
Держись, Олег, еще немного, еще чуть-чуть.
Сердце мое стучало в груди как отбойник, желая вырваться наружу, словно клаустрофоб из замкнутого пространства.
Не было вспышек, не было бликов! Ничего не было!
Пятнадцать секунд, восемнадцать, двадцать… Все, больше не могу!
Я нажал на кнопку снова. Яркий свет осветил пространство впереди меня, и, хотя не был направлен в мою сторону, на секунду ослепил. Глубокий вдох. Выдох. Вдох, выдох. Еще недавно учащенное сердцебиение нормализовалось и стало размеренным.
Боже, как же здорово снова видеть свет. Сейчас он был для меня приятнее даже первого поцелуя.
И тут сверкнуло вновь, но я уже не испугался, так как знал, что это всего лишь отблеск от какого–то предмета. Я уверенно прошел к тому месту, откуда видел блики, и обнаружил, что предметом моего беспокойства стала… монета. И не обычная, таких я еще в своей жизни не видел. Диаметр ее едва не превышал длину моего большого пальца.
Я поднял монету с земли. Она была поистине исполинских размеров, да и не тонкая, поэтому неудивительно, что весила много. Я разглядел ее повнимательнее. Надо же, у меня в руке лежала монета времен СССР номиналом пять рублей 1990 года выпуска. Вот, значит, какие раньше деньги были.
– Ты сегодня заставила меня здорово понервничать! – сказал я укоризненно монете. И хотя она ожидаемо молчала, отчего–то мне стало понятно, что ей было очень стыдно передо мной. – За это я заберу тебя с собой.
Монета перекочевала с пола в мой нагрудный карман. Я аккуратно похлопал по нему и радостно сообщил:
- Теперь будешь лежать здесь.
Пять рублей, похоже, не возражали.
* * *
Остальная часть моего пути не ознаменовалась ничем примечательным. Я вышел к «Новочеркасской», оставив позади себя туннель, в котором пробыл в общей сложности минут двадцать пять. По крайней мере, так показывали часы, а они меня еще ни разу не подводили.
Сразу же по левую руку от меня я увидел загон со свиньями. Около двух дюжин хряков и свиней возились за огороженной забором площадке, визжа и возбужденно хрюкая. И только одна парочка, не обращая внимания на остальных, тихонько в уголке занималась кое–чем непристойным. И правильно, выполняют
