ее умел, но не любил, вот и сейчас они ехали с водителем. При нем, конечно, поговорить напоследок уже было нельзя.
Впрочем, Кэн был слишком сонный, чтобы волноваться. Когда машина тронулась, мягко покачиваясь, он задремал. Проснулся только от толчка в бок. Автомобиль стоял у огромной каменной стены, и кто-то там впереди отворял здоровенные ворота. Стену эту Кэн, конечно, раньше видел, только никогда не задумывался, что за ней.
За ней оказалось обширное пространство с клумбами, дорожками, деревьями. В глубине территории стояли длинные дома самой простой архитектуры: двухэтажные, кирпичные, с двускатными черепичными крышами. Совсем как в рабочем квартале, только здесь было чисто, штукатурка не облезала, черепица под ногами не валялась, а дорожки были вымощены разноцветной плиткой. Машина проехала по центральной аллее и остановилась на площади перед зданием немного побольше остальных. Здесь Хэно выбрался из машины, пришлось вылезать и Кэну.
Они поднялись по каменным ступеням, сами открыли тяжелую дверь и оказались в холле, сумрачном и строгом, даже скромном. Свернули влево, прошли по пустому и гулкому коридору, и скоро Хэно стукнул в одну из дверей. И они вошли.
Кабинет за дверью тоже оказался скромным, ничего лишнего. Стол, кресло, шкафы с папками. За столом — молодой мужчина в синем церемониальном токо-нэ поверх формы, подозрительно похожей на школьную. Он тут же встал и широко заулыбался.
— Вот и вы наконец-то! Доброе утро, Хэно. — Он внимательно осмотрел Кэна и покачал головой. — А тебя не узнать, парень. Как тебя угораздило?
Кэн, памятуя инструкции «отца» — помалкивать и ни во что не влезать, — виновато оскалился. Впрочем, мужчину это удовлетворило. Он снова обратился к Хэно:
— Сейчас как раз на завтрак успеем. Я его сам приведу, все объясню, не волнуйтесь. Его вещи в машине?
— Да. Я пошлю водителя, он отнесет.
— В его прежнюю комнату. Она свободна. Но нам лучше поторопиться, пока ребята не разбежались.
Хэно кивнул, и все трое вышли из комнаты. Мужчина хлопнул Кэна по плечу и повлек дальше по коридору, а Хэно повернул в сторону холла. Провожатый Кэна быстро затараторил:
— Моя фамилия Гайто, я здесь заведую воспитательной работой. Говоря по-простому, слежу, чтобы вы, оболтусы, друг друга не перерезали. Сейчас придем, я объясню твоей группе, что тебя трогать не надо. Твой отец сказал, что ты серьезно травмировался. Сильно руку повредил?
Кэн вместо ответа показал ему руку, держа пальцы крючком. Гайто осмотрел шрамы и сочувственно покивал.
— Ладно, ничего. Скажу, чтоб не приставали. Сам только не лезь ни к кому, и все будет в порядке.
Они свернули, прошли по длинному скучному коридору, еще свернули, и Кэн начал думать, что здание больше, чем кажется снаружи. Но наконец Гайто открыл тяжелую дверь — настоящие ворота! — и они оказались в большом, ярко освещенном зале. Вот где было шумно! За длинными столами сидели мальчишки, от младших подростков до почти взрослых юношей. Они ели, галдели, смеялись и на вошедших не обратили никакого внимания. Гайто прошел к дальнему столу, где сидели самые старшие, и громко объявил:
— Минуточку внимания!
За столом наступила тишина, и даже соседние начали оглядываться. Гайто хлопнул Кэна по плечу и сообщил:
— К нам вернулся Тэнэби Хэно.
Над столом пронесся изумленный ропот. Еще бы. Они наверняка помнили совсем другого мальчишку, а не это, седое и в шрамах, недоразумение.
— Тэнэби вызвал силы, с которыми не справился, — жизнерадостно продолжал Гайто. — Как объяснил его отец, его личность полностью стерта силами эфира. Он ничего не помнит. Физически тоже пострадал. Видите эти шрамы? Пусть они будут вам напоминанием не лезть туда, куда не следует.
Кто-то в дальнем конце стола хихикнул.
— В общем, принимайте товарища. Только я вас прошу, никаких дуэлей! — Кэну показалось, что при этих словах Гайто посмотрел в отдельности на высокого парня примерно в середине стола. У парня были мощные плечи и черные, коротко стриженые волосы. — У Тэнэби рука едва действует. И с магией неладно. Одним словом, не лезьте, понятно? Ну и хорошо.
Гайто подпихнул Кэна в спину, предложил садиться и позавтракать вместе со всеми, и тут же удалился. А Кэн остался, неуверенно оглядываясь.
Ему показалось, что в дальнем конце стола белобрысый парень очень уж сильно таращит глаза и даже чуть подпрыгивает на месте. Кажется, он пытался привлечь к себе внимание, и Кэн двинулся туда, нарочно передвинул стул и сел рядом с белобрысым. И точно, тот немедленно заговорил:
— Тэн, ты что, правда совсем ничего не помнишь?
— Не помню, — твердо сказал Кэн.
— И меня не помнишь?
«А должен?» — хотел спросить Кэн. Или, может быть: «А кто ты такой?» Но он вовремя вспомнил, чему учил Хэно, поэтому сказал с легкой вопросительной интонацией:
— Извини?
— Ройбэ! — воскликнул белобрысый. — Ройбэ Сато! Твой лучший друг!
— А! — сказал Кэн растерянно. Немного подумал и добавил: — О! — А других слов у него не нашлось.
Он лихорадочно соображал. Друг — это плохо. Это очень плохо. Он-то наверняка отлично знает, каким был Тэнэби. Он подметит все мелкие несоответствия, изменения в привычках, в интонациях, в манере держаться, и это его насторожит. Это другие, которым в целом все равно, проглотили байку Хэно, но друг — иное дело. Или, может быть, хорошо? Друг может просто по-человечески объяснить, что тут как, и не придется разбираться самому. Может, и его удастся обмануть,
