Девушка потянулась и невольно вздрогнула, вспомнив свой сон. Уже несколько месяцев она не видела кошмаров, мучавших ее с тех пор, как она покинула храм, но в последнее время они вернулись назад, став еще реальнее, а оттого – страшнее. Богиня, она будто переживала те мгновения снова и снова…
Судя по коротким теням, был почти полдень. Они наспех перекусили и отправились в путь. До Мьезы оставалось не больше нескольких лиг и всем троим не терпелось наконец-то поесть что-нибудь горячее и поспать на чем-то, напоминающем кровать. Мелэйна, не раздумывая, отдала бы и пару золотых за горячую ванну и большой кусок мыла, а вот Стефану не терпелось заняться кое-чем другим, о чем он не уставал напоминать, сопровождая свои слова красноречивыми жестами и неприличными звуками.
Мелэйна как-то раз бывала в Мьезе, давным-давно, еще до того как ее забрали в храм – отец направился в город за рыбой и решил взять ее с собой. Это было одним из самых лучших воспоминаний в ее жизни – Мьеза предстала перед ее глазами уютным старинным городком, раскинувшимся на берегу одноименного озера. Поблизости от города находились многочисленные рыбацкие поселки, а на острове среди вод возвышалась величественный замок – отец рассказывал ей, что первый камень в нем заложили едва ли не два века назад. Мелэйна помнила, как стояла на деревянной пристани и смотрела на далекие квадратные башни и крепкие стены, подножия которых утопали в тумане. Сжимая крепкую мозолистую ладонь отца, и вдыхая мокрый воздух, смешанный с запахом рыбы, она готова была поверить, что замку не двести лет, а двести тысячелетий.
Но отец давно умер, и о нем остались лишь воспоминания и одинокая могила неподалеку от родного храма… куда путь ей более заказан, как и в любой другой. По пути им попадались крестьяне, тянущие обозы или просто одинокие путники, устало бредущие по широкой дороге с нехитрой поклажей наперевес. Иногда их обгоняли всадники или запряженные резные повозки, оставляя их глотать пыль и с завистью смотреть вслед – старого худосочного ослика, которого Стефан умудрился выиграть в карты, им пришлось продать, так как почти два месяца они не могли найти мало-мальски приличную работенку, перебиваясь с воды на репу, а за вырученные монеты кое-как смогли дотянуть до новой охоты.
Вдалеке показалось несколько конников с развевающимся знаменем и спустя некоторое время мимо них проехали вооруженные солдаты: шлемы похожие на котелки, кольчуги поверх шерстяных туник, щиты и мечи. Один из них держал в руках высокое древко с черным стягом, колыхающимся на ветру. Золотые нити изображали двуглавого ворона: каждую из голов венчала корона, а клювы сжимали по ключу. Если Мелэйна не ошибалась, герб принадлежал новому королю – не сказать, что она была сильна в геральдике, но память у нее была неплохая – так что перед ними, скорее всего, были люди короны.
Некоторое время они шли молча, пока Стефан не начал мурлыкать себе под нос мотив какой-то песни. В конце концов, он откашлялся и загорланил во весь голос:
В рианской деревушке жила крестьянка Мелла,
И к двадцати годам своим уж много, что умела.
Дарила радость каждый день бродягам и солдатам,
Своей молочной кожею и круглым толстым задом…
Джейми не преминул присоединиться к другу, и вот они запели уже в две глотки – хриплый, слегка отдающий в нос голос Стефана и низкая глубокая втора Джейми. Слыша их нестройное пение, Мелэйна пыталась сохранить серьезное лицо, но на четвертом куплете прыснула со смеху и тоже начала подхватывать окончания строчек, которые невольно успела выучить за все время, что они провели в трактирах да харчевнях.
Некоторые люди, мимо которых они проходили недоуменно смотрели им вслед, а то и вовсе крутили пальцем у виска, но ей было наплевать – пусть думают, что хотят. Она больше не жрица и вольна делать все, что хочет. Распевать неприличные песни, спать под открытым небом и пить вино с теми, кого ее аббатиса, поджав губы, презрительно нарекла бы «безродными бродягами».
За одной песней последовала другая, а за ней – третья. Стефан, казалось, знал весь репертуар кабацких менестрелей, а если и забывал слова, то тут же на ходу заменял их нескладными строчками собственного сочинения. Спустя несколько песен слегка повеселев и изрядно охрипнув, они пересекли крепкий мост и вот вдалеке показались городские стены. В город они прошли без проблем, смешавшись с толпой крестьян, что везли в город кувшины с молоком или маслом, зелень, птицу и прочую снедь – и вот, обождав свою очередь к большому навесу, где за столом сидел сборщик пошлин, они уже вышагивали по мощеным улицам Мьезы с изрядно опустевшими карманами.
Путь их лежал вдоль булочных, что заманивали вовнутрь запахом свежих крендельков и хрустящего хлеба; мимо перекрикивающихся женщин, что мозолистыми руками да колотушками топили белье в лоханях и корытах, а потом вывешивали их на длинные жерди; перед лавками, где у дверей хозяева выкладывали на прилавки – а то и прямо на землю – свой товар, расхваливая самих себя, костеря конкурентов и переругиваясь друг с другом.
– Хочу выпить, – заявил Стефан, жадно заглядывая в окна таверны, мимо которой они проходили.
– Сначала дела, – покачал головой Джейми, но потом уголки его рта чуть приподнялись. – А потом мы все выпьем.
В конце концов, они вышли на городскую площадь – настолько большую, что стоя на одном ее крае нельзя было увидать другой. Бесчисленные ряды торговцев рыбой сменяли лотки с тканью и украшениями, возы с фруктами и овощами, свечные лавочки и навесы с мясом. Меж ними сновали босоногие мальчишки, крутящиеся вокруг прилавков словно стервятники, только и ожидая момента, дабы что-нибудь стащить; знатные дамы в высоких кокошниках в сопровождении служанок и стражей; ученые в длинных платьях с цепями на шеях и учениками, что тащили покупки за своих мастеров; а также купцы и монахи, крестьяне и нищие, младые и старики – в общем, с виду площадь напоминала встревоженный муравейник, а гомон над ней стоял такой, что у Мелэйны с непривычки заложило уши.
Пока Джейми и Стефан расспрашивали местных жителей, чтобы выяснить, где тут ближайшая плотницкая мастерская – желательно с мастером, что умеет правильным концом держать долото – Мелэйна невольно засмотрелась на церковь, около которой они остановились. Высокая, выстроенная из белого камня, с множеством круглых окон из разноцветной стеклянной мозаики, что сверкали в солнечных лучах; острый шпиль казалось, пронзал само небо, а перед входом стояли две статуи богов света – Феба и Манессы. Каждая в два, а то и три человеческих роста; отец-защитник, одетый лишь в длинную тунику и сандалии сжимал в могучих руках копье; длинные кудри спадали на широкие плечи, а лицом он был строг, но не жесток. По левую же руку от него стояла Манесса – мать-покровительница, само воплощение красоты; одну руку она прижимала к груди, а второй указывала перед собой; одетая в похожую тунику, но босая, голова ее была не повязана и длинная коса спадала на спину.
Раньше лишь при взгляде на что-то подобное девушка ощущала себя причастной к чему-то большому светлому и великому. Но теперь… теперь она чувствовала лишь пустоту и горечь утраты. Пока она рассматривала церковь, Стефан и Джейми успели дотащить повозку через всю толпу до конца площади. Стефан что-то прокричал – голос его потонул в общем гаме, но думается, он имел в виду: «Эй, жричка! Я не собираюсь торчать здесь весь день, пока ты наглазеешься!».
