стоя в коридоре, прежде чем закрыть дверь купе, Упен-бабу помахал рукой на прощание.
Когда дверь захлопнулась, у Джоду-бабу екнуло сердце. Вот так встреча… Через столько лет!..
Увидев через раскрытую дверь купе Упен-да, проходившего по коридору, он, конечно, сразу же его узнал и лишь притворился, что не видит, потому что не был уверен, захочет ли Упен-да говорить с ним. Забыть Упен-да было невозможно. Это значило бы забыть самого себя.
Помнится, в коммуне они месяцами ели только картошку, рис и даль[22]. Лишь изредка кого-нибудь из зарабатывавших друзей удавалось уговорить раскошелиться на мясо. Когда это случалось, Упен-да, засучив рукава, принимался за стряпню. По его словам, среди товарищей в лагере, в Хизли, он слыл лучшим поваром. Что правда, то правда — готовил он здорово.
И когда они скрывались в подполье, он тоже всегда был за повара.
Но в политических вопросах он не разбирался, наивен был до смешного. Не то чтобы на митинге речь произнести — его даже на партийную учебу ни разу не посылали. Так он и остался до седых волос рядовым членом партии.
Он никогда не понимал, что значит политическая борьба. Вот в чем его главная слабость. Политика — это вам не святая обитель и не спортплощадка. Политика — это борьба за власть. А чтобы бороться за власть, надо, во-первых, иметь силу, а во-вторых, уметь ею пользоваться. Знать верную дорогу — это еще не все. Надо пробиваться по этой дороге вперед.
Джоду-бабу, подложив под голову подушку, растянулся на полке и подумал: «Такие люди, как Упен-да, не годятся даже для «Миссии Рамакришны»[23]. Таким надо идти в «Союз служителей Индии»[24]. Благотворительность и революция — это разные вещи. Нас многие порицают: сегодня вы, мол, одно говорите, а завтра — другое. И ставят нам в пример Упен-да и ему подобных: они, мол, на чем стояли, на том и стоят. Что ж! Правильно говорят! Меняется жизнь — меняются и наши установки. Мы не какие-нибудь там церемонные интеллигентики. Мы — партия пролетариата».
7
Первым делом Татия посмотрела на себя в зеркало. Алый пробор[25] совершенно изменил ее облик. Она схватила полотенце, намочила край, стерла с пробора синдур. Снова посмотрелась в зеркало — как лучше, с синдуром или без него?
В отношении одежды их вкусы с Шоходебом совпали. Ему очень нравится ее излюбленный наряд панджаби: длинная блуза из простого кхаддара[26] и узкие шальвары. Если бы в Германии не было так холодно, она и там всегда ходила бы в этом наряде. В колледже да и позже ей приходилось выслушивать много насмешек от подружек за пристрастие к кхаддару… Но Татия всегда была выше предрассудков.
Скинув шлепанцы, Шоходеб растянулся на нижней полке. Пока Татия прихорашивается в туалете, у него есть время почитать сегодняшнюю газету. В прежние времена, когда он жил в Калькутте, Шоходеб был заядлым читателем газет. По утрам он не мог приняться ни за какие дела, прежде чем не просмотрит свежую газету.
Два года он прожил за границей. И от былой страсти к газетам не осталось и следа. Тому, конечно, много причин. Прежде всего, он с детства привык к определенному типу газет, которые читались в родительском доме. Их шрифты, заставки, оформление страниц, запах — все это имело для Шоходеба какое-то таинственное очарование. Даже когда ему случалось оказываться в Дели или Бомбее, тамошние газеты не доставляли ему того удовольствия. Что уж говорить о газетах за границей! Сначала ему было трудно жить без калькуттских газет, но постепенно прежняя привычка забывалась и в конце концов забылась вовсе.
И еще ему хорошо запомнились слова Пропхулло-да. Они встречались и беседовали по утрам за чашкой чая всегда в одной и той же чайной. Пропхулло-да был намного старше Шоходеба. Он постоянно носил с собой конторскую книгу и, прихлебывая чай, не переставая писал в ней какие-то цифры.
Шоходеб и его друзья вырывали друг у друга из рук газетные страницы. Один только Пропхулло-да не принимал участия в этом и бесстрастно продолжал свои расчеты.
Пропхулло-да работал в большой газете, выходившей на английском языке. Это была очень престижная работа. За его подписью публиковалось много статей. Пропхулло-да, бывало, говорил: «Видите ли, я газет никогда не читаю. Думаете, кондитер объелся сластями? Нет, дело не в этом. Я их не читаю по другой причине. Потому что я знаю, как делаются эти так называемые «газетные новости». Ведь и я тоже их делаю. Какая-то часть информации публикуется, но еще большая часть замалчивается. А при необходимости «новости» просто создаются. «Новости» — это пропаганда. Чтобы околпачивать дураков. Иногда это делается тоньше, иногда грубее. В чьих интересах ведется пропаганда — вот что главное!»
И еще он говорил: «Я где-то слышал, что женщины-кули, уходя утром на работу, вместе с молоком дают своим грудным детям немного опиума, чтобы те весь день вели себя спокойно. Газетчики делают примерно то же. Вместе с «новостями» они подсовывают людям по утрам свои измышления, и люди целый день живут под влиянием этих измышлений, считая, будто это их собственные мысли».
Когда Шоходеб в прошлый раз приезжал домой из Западной Германии, ему не удалось встретиться с Пропхулло-да. Кто-то сказал, что Пропхулло-да бросил работу в газете и «ушел в леса». На Филиппинах, если человек становится партизаном, про него говорят «ушел в горы». В Бенгалии говорят «ушел в леса».
Сам Шоходеб «ушел в леса» намного раньше.
Как давно это было! Тогда многие молодые люди, усердно и успешно учившиеся, постепенно, сами того не осознавая, будто превращались в сухой порох. И достаточно было одной искры, чтобы порох вспыхнул и начался страшный лесной пожар. Шоходеб лишь один из тех многих[27].
В отличие от своего тезки, героя «Махабхараты», Шоходеб пробыл «в лесах» не четырнадцать лет, а всего лишь неполных четырнадцать месяцев[28]. Но каждый день «в лесах» стоил многих дней обычной жизни.
Отец тогда еще был жив.
О тех бурных событиях уже довольно много написано и сказано. Но что бы ни читал или ни слышал Шоходеб, все ему казалось неверным или по крайней мере недостаточным. Как в той притче о слоне и слепых; один схватился за ногу слона и говорит: «Это столб!», другой держится за хвост и утверждает: «Это веревка!» — и т. д. Вероятно, иное пока и невозможно: слишком мало времени прошло с тех пор, нужна временная
