клубах дыма от пылающей циновки. Часовой рухнул ниц, закашлялся и принялся жадно хватать ртом воздух.
Великан и Мават скрестили мечи. Мальчик вклинился посередине. Довольно крякнув, великан попытался достать жертву – Мават блокировал удар, однако рукоять выскользнула у него из пальцев.
Захлебываясь кашлем, ты обнажил меч и ринулся в атаку; Мават меж тем выволок пленника из задымленной палатки. Великан опрокинул тебя навзничь и пустился в погоню за беглецами.
Очутившись за порогом, мальчишка попытался высвободиться и вернуться в палатку, но куда ему против мертвой хватки Мавата! Великан разинул рот, чтобы кликнуть подмогу, но из горла вырвался только надсадный хрип.
– Айру, мерзавец! – сипло завопил Мават.
Как по волшебству появились с полдесятка всадников и окружили Мавата с добычей.
– Надо было слушать меня и сразу атаковать, – бросил из седла Айру, пока его напарник разделывался с великаном.
Обнаженные руки Айру, его меч были залиты кровью, а сам он свирепо скалился.
Мават передал мальчишку третьему седоку, наказав связать его покрепче и беречь как зеницу ока. Потом развернулся, по всей видимости намереваясь войти в пылающий шатер, но тут ты, пошатываясь, выбрался наружу. Мават жестом велел ближайшему всаднику закинуть тебя в седло, сам запрыгнул на другую лошадь, и вы помчались прочь.
Примерно на полпути мальчишка, несмотря на все предосторожности, раздобыл откуда-то старую бронзовую пряжку – зазубренную, покореженную и острую как бритва. Пока наездники хватились, было уже слишком поздно. Жертва истекла кровью – к вящему удовольствию Охотницы, которая, будь ее воля, снабдила бы юнца всем необходимым, чтобы исполнить предназначение, – но безо всякого проку для вербов.
– Его поступок достоин уважения, – заметил Мават. – Доберись он до нашего лагеря целым и невредимым, я бы сгноил его в канаве. Тот, кто нарушил принесенную богу клятву, иной доли не заслуживает. Теперь же мы похороним его как подобает и непременно известим о том вербов. Пусть сообщат семье, что их отпрыск умер с честью.
Никто не возражал. Очевидно, все склонялись к той же мысли.
Едва отряд укрылся за валом, опоясывающим лагерь, Мават спрыгнул наземь и ударил спешившегося Айру по лицу.
– Доставай меч и готовься к смерти, – холодно произнес Мават, обнажив клинок.
– Но ведь я был прав! – возмутился Айру, взявшись за рукоять.
– Завидев ваше приближение, вербы послали человека ускорить обряд, – отозвался Мават, не повышая голос и не опуская меч. – Преуспей он, и вам противостоял бы куда более могущественный соперник. А он почти преуспел. Потерпи вы буквально пару минут, как я и наказывал, мы бы управились быстрее и безо всякого шума.
– Тебе ничего не грозило, – гнул свое Айру. – Тебя всегда оберегает Ворон.
– Он оберегает меня и сейчас.
Один из господских сыновей тронул Айру за плечо и что-то горячо зашептал ему на ухо.
– Мой повелитель, – все еще сиплым от дыма голосом окликнул ты, поравнявшись с Маватом, – убив Айру, ты лишишься поддержки северо-западных земель. Повезет, если их воины мирно разъедутся по домам, не пожелав отомстить.
– Везение тут ни при чем, – холодно парировал Мават.
– Мой повелитель, наместник Ворона, – с усилием проговорил Айру (товарищ по-прежнему стискивал его предплечье), – я допустил ошибку. Приношу… – Он запнулся и довершил сквозь зубы: – Приношу свои извинения.
– Извинения не помогут, если ты не подчиняешься приказам.
– Мне почудилось, ты подал сигнал, – соврал Айру, не разжимая челюстей. – Впредь буду внимательнее.
Ты хотел что-то добавить, но передумал. Вскоре Мават опустил меч:
– Убирайся с глаз моих!
Случилось это полтора года назад. Сейчас ты в крепости Вастаи, сидишь под дверью Мавата. К вечеру он так и не объявился, молоко, как и опасалась служанка, скисло. Но ты все равно его выпил, поразмыслив, съел хлеб с одной из колбас и снова привалился к створке.
С лестницы донесся шелест шелкового платья. Оторвавшись от созерцания колбасы, ты увидел перед собой Зизуми – высокую, статную, в сумерках ее синие одежды казались черными. От внимания Безмолвной не укрылась пустая миска из-под молока на подносе.
– Так он не весь день просидел взаперти? Ты убедил его подкрепиться?
– Нет, матушка.
Ты неуклюже поднялся и тайком вытер жирную руку о штаны.
– Выходит, ты не отлучался отсюда ни на минуту? Ты ведь его соратник? Прислушивается ли он к тебе, когда хандрит? Да и вообще, следует ли советам?
– Увы, нет.
Зизуми вздохнула, и ты поспешил добавить:
– Такого за ним отродясь не водилось. Час-другой, и хандра отступала.
– В самом деле? – искренне удивилась Зизуми. – Значит, тебе известен его нрав. Неужто не боишься попасть под горячую руку?
Настал твой черед дивиться:
– Нет, матушка.
Зизуми смерила тебя оценивающим взглядом:
– Ты очень привлекательный юноша, несмотря на крестьянский говор.
До тебя не сразу дошел потаенный смысл ее слов.
– Боюсь, в этом плане я совершенно не интересую господина Мавата.
Зизуми даже не пыталась скрыть разочарования:
– Проклятье! Я надеялась, хоть тебе удастся его угомонить. – У нее снова вырвался тяжелый вздох. – Ситуация не из приятных. Естественно, Мават зол, я предупреждала Глашатая, что это неизбежно. Такую пилюлю не подсластить. Хотя для Мавата ничего не изменилось, он по-прежнему наместник.
– Если только Глашатай не изберет на его место другого.
Мне показалось, ты на секунду замешкался, прежде чем произнести «Глашатай», словно сомневался, является ли Гибал таковым.
– Маловероятно, – отрезала Зизуми. – Где тебя поселил Мават?
– Покуда нигде.
– Само собой, – уже в который раз вздохнула Зизуми. – Но не спать же тебе у порога, как собаке. Ступай к Гизет и скажи: Зизуми велела устроить меня на ночлег – не в коридоре, разумеется, а где-нибудь поблизости, в самой крепости свободного угла не найти. У нее комнатка позади трактира. Не застанешь Гизет там, посмотри по кладовым. Заодно пускай снабдит тебя брелоками для кухни, по ним будешь получать завтрак и ужин.
– Хорошо, матушка Зизуми. Спасибо.
– Коли захочешь, возвращайся утром. В ближайшие дни Мават не появится и не откроет дверь, не удостоверившись, что в коридоре пусто. – Заметив твое недоумение, женщина нахмурилась. – Удивлен?
– Матушка Зизуми, на моем опыте он успокаивался через пару-тройку часов. А по тревоге и того быстрее. За это время хандру как рукой снимало. Ну, почти.
– По тревоге? – Зизуми не сразу сообразила, о чем речь. – А, ясно. Трудно защищать границу, сутками просиживая взаперти. Очевидно, он малость научился обуздывать свой нрав, что весьма отрадно. Но в этих стенах не зазвучит сигнал тревоги, да и слишком чудовищен был удар. Его отец… Немыслимо. Никогда бы не поверила, что Глашатай способен…
Женщина
