в него хотя бы некоторую ясность.
Со своей стороны, я хочу обратить внимание Ваше на труды известного ученого, академика Алексея Николаевича Крылова, ныне уже покойного. В свое время, если мне не изменяет память, я встречал у него отрывочные, правда, сведения о судьбе тех кораблей Черноморского флота, которые не были затоплены в Цемесской бухте и которые Врангель увел (или на которых бежал, что будет точнее) за границу.
Почему я подумал об этом? Помнится, Вы говорили со слов Вашей бабушки, что друзья детства Вашего дедушки — Лепешкин и Каргин — не вернулись с гражданской войны, то есть погибли… А что, если не погибли? Они могли остаться на тех кораблях, которые ушли в Севастополь. Значит, далее судьбы и кораблей и людей можно проследить только в эмиграции. Так-то… У меня, к сожалению, трудов Крылова нет, а к Вашим услугам — лучшие библиотеки Ленинграда.
Мы в Федькой скрипим помаленьку. Наше дело стариковское…
С непременным уважением…»
«Дорогой Петр Петрович!
Задали Вы мне работу! Пересмотрел все труды упомянутого Вами академика Крылова, в том числе и по теории непотопляемости корабля. С большим трудом отыскал-таки в одной статье некоторые сведения о кораблях эскадры. Кое-что я выписал, с сокращениями мест, прямо к кораблям не относящихся.
Вероятно, эту самую статью Вы, Петр Петрович, и имели в виду. В ней академик Крылов пишет о своем участии в комиссии, которая должна была осмотреть некогда угнанные Врангелем корабли, стоявшие несколько лет на приколе, и определить, можно ли их отбуксировать в Черное море, вернув, таким образом, Советской России… Итак, вот что я выписал: «В конце ноября 1924 года я получил предписание с уведомлением… включиться в прибывающую из Москвы комиссию. В Бизерту мы пришли около полудня; нас встретил чиновник местного портового управления и свез в гостиницу.
Бизерта — небольшой приморский городок с бухточкой, в которой стоят рыбачьи суда, расположен как по берегу моря, так и естественного глубокого (около 12 м) и широкого (около 150–200 м) водопротока, соединяющего почти круглое, диаметром около 35 км, озеро с морем. На этом озере, в 30 километрах от берега моря, устроена военная гавань, мастерские, жилые дома, портовое управление и пр. близ селения Сидиабдала.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вскоре был подан паровой катер, и мы отправились для осмотра судов.
Ближайшим был «Корнилов», бывший «Очаков», старый крейсер; его осмотр продолжался недолго, ибо наша комиссия решила, что вести его в Черное море нет надобности, а надо продать на слом.
Следующий корабль был линкор «Генерал Алексеев», первоначально «Император Александр III».
…Оставались еще яхта «Алмаз», старый броненосец «Георгий Победоносец», обращенный в блокшиф, старый минный крейсер «Сакен» — все эти суда по решению нашей комиссии были предназначены в продажу на слом.
Кроме вышеперечисленных судов, оставалось еще шесть эсминцев и четыре подводные лодки типа «Голланд».
…Наши суда и до сих пор (14 октября 1941 года) ржавеют в Бизерте, если только эсминцы не проржавели насквозь и не затонули, как было с «Сакеном» при осмотре его в 1924 году».
…Замечу, уважаемый Петр Петрович, что академик Крылов ни словом не упоминает о дредноуте «Воля». Куда же он мог деться? Мне это показалось странным…»
«Не сердитесь, голубчик, что задал я Вам работу, — писал Петр Петрович. — Поверьте, никакое усилие даром не пропадает, в том числе и Ваше ознакомление с трудами Крылова.
Что касается «Воли», то ларчик открывается просто: после 1917 года «Волей» был назван бывший «Александр Третий», упоминаемый Крыловым. Врангель дал «Воле» новое название, в честь погибшего белого генерала Алексеева.
К сожалению, сведения о кораблях в Бизерте слишком скудны. И не там, вероятно, следует искать ключик к отгадке.
Где? Думается, в Архангельске. При любых вариантах — остались Каргин и Лепешкин живы, погибли ли, воевали они на стороне белых или красных, — у них должны остаться какие-нибудь родственники в Архангельске. А у родственников — что-нибудь подобное тому что сохранила Ваша бабушка…
А если и попадется Вам на глаза что-либо о Бизерте — приобщите, конечно, к делу. Бизерта — это Средиземное море…»
Вот когда я вспомнил про дедушкину лоцию! Лоция-то ведь была именно Средиземного моря! И я никогда в нее за ненадобностью не заглядывал.
Глава десятая. БИЗЕРТА
Это была довольно старая лоция. Если быть точным, то называлась она так:
ЛОЦИЯ СРЕДИЗЕМНОГО МОРЯ
часть IV
СЕВЕРНЫЙ БЕРЕГ АФРИКИ ОТ МЫСА РАС-АШИД ДО ГИБРАЛТАРСКОГО ПРОЛИВА. МАЛЬТИЙСКИЕ И ПЕЛАГСКИЕ ОСТРОВА И ОСТРОВ ПАНТЕЛЛЕРИЯ.
Листы лоции были основательно потрепаны, и на полях кое-где имелись пометки…
К примеру, рядом с описанием гавани Габес было нацарапано: «Причал для шлюпок плохой, таможенники — канальи». А к описанию мыса Фарина было добавлено: «И никому не советую огибать его с южным ветром, разве в целях самоубийства».
По-видимому, в свое время лоцией пользовались, и много раз. Сведения о Бизерте, найденные мною на странице 257, были подчеркнуты, в отличие от пометок на полях, красным карандашом. Говорилось же в лоции об этом неизвестном мне городе следующее:
«Порт Бизерта оборудован в юго-западной части бухты Бизерта, вдающейся в северный берег Туниса между мысом Рас-Зебиб и мысом Бизерта…
При подходе к порту Бизерта хорошими ориентирами являются: мыс Рас-Зебиб, остров Кани и форт Сиди-Салем…
В порту Бизерта сооружено много набережных и причалов».
Приписано от руки: «Часть причалов северного берега заняты разоруженными военными русскими кораблями, стоящими на приколе. В настоящее время корабли сильно обветшали и имеют некоторую опасность для близко проходящих от них судов… Швартовка к вышеупомянутым кораблям запрещена».
«…Город Бизерта расположен на северо-западном берегу канала Бизерта и легко опознается по церкви, стоящей в центре города. Хорошо приметны казармы Буживиль в юго-западной части города, дом для престарелых, стоящий на холме Кудия, в 1,3 мили к вест-норд-весту от оконечности северного мола…»
Слова «дом для престарелых на холме Кудия» были почему-то подчеркнуты дважды.
Других сведений о Бизерте я не нашел.
Машинально листая лоцию дальше и просмотрев ее почти всю, я наткнулся на конверт, плотно сидевший между последними страницами. Конверт был из коричневой бумаги, с красивыми заграничными марками, печатями и наклейками. Адрес был написан не по-русски. Но наискосок через конверт уже на нашем языке вилась мелкая надпись: «За неимением адресата расписалась…»
Далее следовала фамилия расписавшейся — не то Загоскина, не то Загоркина, а может быть, и Заторкина…
Я уже хотел было вложить этот
