— А тебе на какую ветку?
Машина, выезжающая со стороны макдрайва, начинает сигналить — стоя на дорожке у лестницы мы перекрываем ей выезд. Но обращаю на это внимание только я.
— Рома… отпусти меня… Там машина, надо пропустить.
— Ветка какая у тебя, говорю?
Машина сигналит все громче.
— Ветка метро?
Надеюсь, я правильно его поняла и отвечу ему то, что он хочет, лишь бы побыстрее сойти с этой злополучной дорожки.
— Нет, блин, ветка сирени! Давай, Женька, а то этот черт за рулем сейчас обделается от злости.
— Этот черт за рулем нас переедет сейчас! Красная ветка! Пусти меня!
— Понятно. Считай, тебе повезло тогда. У меня зелёная.
В ту же самую секунду чувствую, как мои ноги касаются земли, а Ромка, медленно оборачиваясь к водителю машины, делает несколько шагов в его сторону, от чего внутри меня начинает угрожающе тикать невидимый взрывной механизм. Что он делает? Зачем нарывается? Куда идёт?
Приближаясь вплотную к машине, он наклоняется, кладёт руку на капот и громко, выделяя каждое слово, так чтобы его было слышно сквозь полуоткрытое окно, произносит:
— Не надо. Так громко. Сигналить. Я не глухой!
Я не могу видеть лицо водителя, но предполагаю, что его глаза так же лезут на лоб, как и мои — подобная наглость не может вызвать другой реакции. Хотя нет, может. Гораздо более грубую, чем ту, которую мы получаем, когда Ромка возвращается ко мне, нарочно не спеша и, держа руки в карманах, а ему вслед несётся:
— Да ты что… Ты что, сдурел, сопляк? Думаешь, управы на тебя нет? Так я щас встану и выйду! Ты у меня…
— Да хрен там ты встанешь, — глядя прямо перед собой с каким-то мрачным удовольствием, говорит он, и я понимаю, что это правда. Ни в чем не виноватому водителю Ромка с разворота показывает смачный фак, и кольцо на его среднем пальце в свете фонаря блестит точно как во «Властелине колец», который совсем недавно я смотрела в кинотеатре.
Эту странную ассоциацию и какое-то неправильное волшебство момента подчеркивает беспокойное шелестение в кронах огромных каштанов — порыв ветра, налетевший на них, не стихает, поднимая все новые и новые клубы пыли за нашими спинами.
— О, сейчас начнётся.
Как ни в чем ни бывало, он снова берет меня за руку и, ускоряя шаг, мы покидаем зону ресторанчика, пока водитель что-то сердито кричит нам вслед, но остаётся в машине и не выходит на разборки.
— Что начнётся?
— Дождь начнётся. Причём, посерьёзнее, чем в прошлый раз. Бегом за мной, давай!
Он снова срывается с места, таща меня за собой и мы бежим в направлении входа в метро так быстро, что, запыхавшись, я забываю о холоде, о все еще сырой одежде и о том, что моя маленькая сумка-карман, перекинутая чрез плечо, пребольно бьет по бедру ключами от комнаты и моей маленькой, но очень ощутимой мобилкой. Достав из кармана два жетона, Ромка проталкивает меня вперед сквозь турникет, после чего догоняет на эскалаторе, спускается на пару ступенек вниз, так, что наши глаза снова находятся на одном уровне, и просто смотрит с какой-то таинственной ухмылкой.
— Что?
Ни на какой другой, более умный вопрос моей фантазии не хватает.
— Ничего. Ты смешная, когда боишься.
— Я не боюсь.
— Ну да, конечно. А глаза как два пятака. Вот такие.
Его рука ныряет в задний карман джинсов, откуда он уже доставал деньги и жетоны, и на этот раз вытаскивает действительно две монетки по пять копеек.
— Что, скажешь неправда?
Он прикладывает монеты к своим глазам и очень точно изображает, как я поджимаю губы и замираю в моменты испуга. Я знаю за собой это, теперь знает и он. И мне почему- то не обидно за такую дразнилку — в отличие от неожиданной вспышки агрессии на макдрайве, сейчас в нем совсем нет злобы.
— Не парься, Женька. Нечего бояться. Ты со мной.
— Знаешь, как раз поэтому я и начинаю париться. Ты сам лезешь на рожон. Зачем тебе лишние неприятности?
— Неприятности? Нет никаких неприятностей. Ты о чем?
На секунду разворачиваясь спиной ко мне, он бросает две монетки по эскалатору, и они летят вниз, высоко подпрыгивая между осветительными фонарями с неоновой рекламой.
«Пассажиры! Соблюдайте правила безопасности на ступенях эскалатора!» — тут же взрывается голос из динамиков и Ромка, откинув голову, смеётся — от души, довольный и счастливый, как будто сделал что-то очень хорошее.
— Вот как сейчас. Зачем ты это делаешь? Это может быть опасно.
— Для кого?
Он снова разворачивается ко мне, опираясь одной рукой о вибрирующую ленту поручня и смотрит внимательно, как будто действительно намерен поговорить секунд за пятнадцать до того, как нам надо будет сходить — бегущие ступени эскалатора упорно приближаются к выходу на перрон.
— Для кого-угодно. Для всех. Может кого-то задеть… Или поранить.
— Пятак?
— В жизни всякое бывает. Иногда и ложкой супа можно захлебнуться. И пятаком голову проломить.
— Ого. На этом месте — подробнее. Мне прям интересно, как это.
— Ром, надо сходить.
Быстро пытаюсь развернуть его лицом к выходу — за его плечом я вижу, как до конца бегущей ленты остаётся четыре ступеньки. Три. Две.
— Опять паника на пустом месте?
— Да на каком пустом месте, блин! Рома!
Сейчас, вот сейчас его промокшие и достающие почти до пола джинсы запутаются в последней убегающей ступеньке, он упадёт, разобьёт себе голову, сломает челюсть… Черт!
И за секунду до того, как я готова зажмуриться, чтобы не видеть этого, он, даже не глядя назад, соскакивает с эскалатора, дёргает меня на себя, и, сгребая в охапку, тащит по перрону.
— Охренеть, Женька! Ты постоянно на измене!
Рассердившись, я бью его по плечам и рукам, дергаю, задевая, провод, тянущийся к плееру уже ни капли не боясь, что могу его оборвать. И только спустя какое-то время понимаю, что лицом и губами прижимаюсь прямо к его шее — неожиданно у меня забивает дыхание, а желание продлить это ощущение охватывает так резко, что я теряю ориентацию в пространстве.
Да что это, черт побери, такое?!
— Ну что, норм? Все живы, никто никого не убил?
Он разжимает руки, отпуская меня и останавливаясь посреди платформы, по обе стороны которой проезжают поезда метро. Мой — на красную ветку приходит слева, его, на зелёную, справа.
— Никто… — хочу выкрикнуть, но вместо этого еле шевелю губами. — Но еще немного… и я бы тебя…
Он доволен. Ему нравятся, когда я бешусь и не могу сдержаться. Так, понятно. Не буду подкармливать его раздутое эго, лучше сверну разговор в более спокойное русло.
