– Сегодня будет контрольная! – Ирина Борисовна вошла в класс. Она не предупреждала нас об этом. Ни у кого из нас не было шанса подготовиться к контрольной.
Я вдруг возмутилась и пошла жаловаться к завучу. Постучалась в кабинет, вдохнула – и рассказала, что Ирина Борисовна не права.
К улучшению наших с Ириной Борисовной отношений это, конечно, не привело, а контрольная состоялась.
Чем старше я становилась, тем яснее понимала: школьные знания могут иметь или не иметь для меня ценность. Но важен хороший аттестат.
И я принялась догонять одноклассников. Репетиторами по математике стали мой отец и двоюродный брат Толя – они оба прекрасно все объясняли. Причем до какого-то времени мне это казалось само собой разумеющимся: если математику тебе объясняют, ты ее понимаешь. Но однажды не оказалось ни отца, ни брата Толи, и вместо них суть процента мне объяснял друг отца еще по НИРФИ физик Борис Абрамович, который почему-то жил у нас на даче. Друг был не меньшим специалистом в математике, чем мой отец… но он объяснял так, что я вообще ничего не поняла. Абсолютно!
Все-таки умение доходчиво донести сложные вещи – это талант, который дается не всем.
Русским языком я начала заниматься с бабушкой. Мы просто писали с ней диктанты – каждый день. Писали, потом я находила слова, в которых сделала ошибки, выписывала их – и зрительно запоминала. Учить бесконечные правила русского языка для меня было неэффективным. Нужно механически запомнить написание каждого сложного слова. И это существенно повысило мой уровень грамотности.
С химией был тот же подход. Бабушка сказала (а химией со мной занималась тоже она):
– Выучи формулы наизусть. Вот – серная кислота, вот – соляная кислота, вот – сернистая. Запомни – дальше все пойдет само.
Это и правда сработало! Позднее похожий подход я встречала в американской системе обучения: если вы точно чувствуете, что не сильны в каком-то предмете и он однозначно не «ваш», просто запомните формулы, правила, схемы и применяйте их, не вникая в суть. И тогда через какое-то время эта суть волшебным способом откроется перед вами.
Меня иногда спрашивали: «Вы же были дочкой губернатора! Вам делали какие-то послабления в школе?»
Какие послабления, о чем вы?
МОЕГО ОТЦА НИКТО НЕ БОЯЛСЯ. ПРЕССА КРИТИКОВАЛА ЕГО – ОТЕЦ НЕ ПРЕСЛЕДОВАЛ НИ ОДНОГО ЖУРНАЛИСТА И НИ ОДНО СМИ ЗА НЕЛЕСТНУЮ СТАТЬЮ О СЕБЕ. НИЖЕГОРОДСКУЮ ОБЛАСТЬ ТОГДА НАЗЫВАЛИ КРАЕМ НЕПУГАНЫХ ЖУРНАЛИСТОВ.
Более того, и в обществе отношение к нему было очень разным. В 1991 году отца назначили губернатором. А в 1995 году его уже выбрали – он победил с большим перевесом, набрав более 58 % голосов. Его конкурентом был Вячеслав Растеряев – глава частной строительной компании «Нижегородский дом», который на выборах получил около 26 %. Он был из тех людей, которых в России принято называть «крепкий хозяйственник». Участник тех событий Виктор Лысов рассказывает, что Растеряев терпеть не мог моего отца, считая его выскочкой.
Вообще, голоса в Нижегородской области распределялись практически как в России. Регион довольно большой: от самой северной его точки до самой южной – 400 километров, от самой восточной до самой западной – 300 километров. В 1990-е годы, когда в Нижегородской области проходили выборы, очень часто прослеживалась такая тенденция: северные районы голосовали за демократических кандидатов, южные – за красных.
Словом, никакого преклонения перед моим отцом не было ни у кого. И уж конечно, ни одному учителю не приходило в голову натягивать мне оценки. Определить меня в класс «для умных» – это максимум, что сделала школа.
Скорее, это я чувствовала неловкость. Напомню, мы жили в Зеленом городе, в 15 километрах от Нижнего. Отцу полагалась служебная «Волга». И утром на этой «Волге» меня привозили в школу. Не потому, что мне хотелось подчеркнуть свое привилегированное положение, просто по-другому из Зеленого города до школы было добраться сложно. Но мне было ужасно стыдно от этого – и я просила водителя остановиться за углом, в 300 метрах от школы. Выходила – и шла пешком, будучи уверенной, что никто не видит моей хитрости.
Ужасно тяжело было писать сочинения по русскому языку. Как известно, в начальной школе популярных тем для сочинений две: «Как я провел лето» и «Моя семья». И если про лето я знала, что писать (конечно, про Зеленый город и Сочи), то написать «мой папа работает губернатором» было очень неловко.
В начале 1990-х многие люди были не просто бедными – нищими. Они не могли удовлетворить даже базовые свои потребности: не хватало денег на продукты. Конечно, у семьи губернатора были привилегии – та же служебная «Волга». И конечно, сравнивая нашу дачу в Зеленом городе с той квартирой, что мы снимали на Могилевича, я понимала: мы живем лучше, чем большинство моих одноклассников.
И я отлично понимала: мне повезло. Я сама ничего не сделала для этого. Мне просто повезло. Это ощущение вызывало жгучее смущение. И я не хотела лишний раз подчеркивать, что мой отец – губернатор.
Отец, кстати, тоже не оказывал школе персонального покровительства. Как губернатор он занимался всеми школами региона – и школой № 8 в том числе. К сожалению, сейчас в Россию вернулось подобострастие перед чиновниками – но в 1990-е годы в этом смысле Россия была более здоровой страной.
4
Только не школа
Нина Зверева стала самым близким для нас журналистом – и до сих пор остается очень близким другом. Однажды, в самом начале губернаторской карьеры отца, она приехала к нам домой, чтобы сделать «семейный» репортаж о жизни Бориса Немцова.
Помимо прочего она спросила меня:
– Жанна, а что должен делать губернатор?
Мне было 7–8 лет. Я посмотрела в камеру и ответила:
– Губернатор должен уходить в отставку.
Я и сейчас считаю: с политологической точки зрения эта фраза абсолютно правильная.
ГУБЕРНАТОРЫ, КАК И ЛЮБЫЕ ДРУГИЕ ИЗБИРАЕМЫЕ ЧИНОВНИКИ, ДОЛЖНЫ УХОДИТЬ В ОТСТАВКУ. ЭТО БАЗОВЫЙ ПРИНЦИП ДЛЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ СТРАН. КАК ГОВОРИЛ МОЙ ОТЕЦ, КАБИНЕТЫ ДОЛЖНЫ ПРОВЕТРИВАТЬСЯ.
Но тогда я сказала эту фразу из корыстных побуждений.
Ситуация в 1992 году в Нижегородской области была очень тяжелой. Я уже говорила и про гиперинфляцию, и про «немцовки» – облигации областного займа, которые стали фактически региональной валютой. (Тогда случился гигантский скандал: премьер-министр Егор Гайдар был возмущен.)
Отец же просто понимал: федеральный центр не присылает денег, людям физически нечем платить зарплату.
Словом, отец практически жил на работе. Я стала видеть его гораздо реже – и мне это ужасно не нравилось. Я очень любила своего отца. Поэтому решила: чтобы мы снова могли проводить вместе много времени, он должен уйти в отставку.
