Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
звонок. Для ускорения работы выдал Николаю второй карандаш и велел делать то же самое у другой стены. Затем Николай его подсаживал, а он простукивал, куда мог дотянуться.
— Устал? — спросил Алексей Кондратьевич, заметив, что помощник дышит тяжело и прерывисто.
— Ничего, — с натугой ответил Николай, думая только о том, как бы не грохнуться и не уронить нанимателя.
— Давай поменяемся, — внезапно предложил господин Извольский. — Теперь я подсажу тебя.
Он сейчас стоял прямо напротив своего помощника и сверху вниз спокойно смотрел тому в лицо.
— Держи. — Он протянул Николаю карандаш.
От удивления Николай не сразу нашёлся как реагировать.
— Думаешь, не удержу? — спросил Алексей Кондратьевич, и в его собственном голосе прозвучало сомнение. — Ладно. Передохни пока, а я зарисую, что есть.
Николай отошёл к наружной стене и сел под окном прямо на пол — отдышаться: слабость накатила. После долгой зимней хвори каждый раз у него теперь такая ерунда при тяжёлой работе. Хоть не берись. А как не браться? Скорее бы прошло!
— Всё, Николай, больше не надо простукивать. И так ясно! — воскликнул господин Извольский.
Уже хорошо. Но до чего любопытно, что ему ясно-то.
— Поди сюда! Смотри!
Алексей Кондратьевич развернул свою тетрадь так, чтобы Николаю было удобно заглянуть в неё.
— Видишь, полости расположены в определённом порядке. Это резонаторы. Их встраивают в стену специально, для усиления звуков. Вот мы и тихо разговариваем, а звучит гулко, да?
— Как в театре, — согласился Николай.
Он гордился тем, что бывал в театре: стоял на галёрке от начала до конца спектакля, хотя не всё понимал, что происходит на сцене, особенно когда там беспрерывно пели и ни слова было не разобрать. Для себя он пришёл к выводу, что в театре скучно.
— Именно! — с энтузиазмом подхватил Алексей Кондратьевич. — Либо этот зал выстроили так, чтобы он служил домашним театром, чтобы давать концерты, спектакли, либо… Сейчас мы ещё кое-что проверим!
Господин Извольский отправил Николая в сад с указанием: прислушиваться из глубины сада и дать знать, когда услышит и когда сумеет разобрать фразы, доносящиеся из зала сквозь закрытые окна. Алексей Кондратьевич будет произносить что-нибудь всё громче, пока Николай не махнёт ему рукой.
Сумерки сгустились. В вечернем саду остро пахло прошлогодней сопревшей листвой и оттаивающей сырой землёй. Корявые, покрытые лишайником ветви деревьев тоже оттаивали, с них капала влага. Несколько грязноватых капель увязло в волосах: Николай вышел, не надев кепки. Носить картуз ему ужасно не нравилось: каждый первый в картузе. Едва начав зарабатывать в Москве, он купил подержанную, но вполне ещё ладную кепку, которая так полюбилась, что лишь в сильные морозы менял её на свою старую тёплую шапку.
После того как Николай выполнил поставленную задачу, Алексей Кондратьевич распахнул окно и позвал его обратно в дом.
— Не очень слышно было, да?
Они поменялись. Теперь Николай декламировал и пел в зале, а господин Извольский прислушивался в саду.
— Изумительная акустика! — объявил он по завершении исследования. — Звук концентрируется в зале, наружу идёт минимально. Представь, какое мастерство требуется, чтобы организовать систему столь затейливо!
Давешняя убеждённость Николая в том, что новый дом на этом месте выстроят краше прежнего, претерпела колебание. Может, и краше прежнего станет новый доходный тучерез, но будет лишён загадочности, таинственного ореола. Однако Николай старался судить о серьёзных вещах взвешенно, а не по настроению.
— Нынче, поди, и посложнее умеют, — предположил он вслух.
— Не скажи, — живо возразил Алексей Кондратьевич. — Есть же секреты мастерства. Не сумел или не захотел мастер передать своего секрета — и, глядишь, последующим за ним приходится заново изобретать то, что ранее уже было продумано, наработано. Вместо прогрессивного движения получается топтание на месте или, хуже того, регресс, шаг назад.
— Но в нынешнее время всё делается не как бог на душу положит, а по науке, — озвучил Николай суждение, усвоенное ещё в школе и многажды читанное в журналах и книгах.
Господин Извольский прямо отвечать не стал — счёл, видно, неинтересным вступать в спор с невежественным собеседником по вопросу, для себя очевидному. А сказал следующее:
— Тут штучное строительство. За основу владелец был обязан взять образцовый проект — и взял, но внутри — уникальные решения. Эх! Исследовать бы! Коли уж сносить, так по кирпичику разобрать. Но как устроить это?
Счастье, что учредили Комиссию по изучению старой Москвы! Однако она только-только приступила к работе, пока раскачаются, пока заработает в полную силу… Я выступлю с сообщением, как только представится возможность… А пока одно утешительно: мы делаем то, что под силу нам самим… Стемнело. Тут не надо светить фонарём. Идём вниз: будем искать тайник.
После всех отвлечённых рассуждений прозвучало очень неожиданно про клад. Снова вся картина происходящего перевернулась для Николая вверх тормашками. К чему тогда возились со звуковыми… как их? Резонаторами?
В цокольном этаже рядом с «чёрной храминой» Алексей Кондратьевич стал с фонариком придирчиво изучать простенок.
— Я произвёл вычисления. Вот эта стена имеет ненормальную толщину. В углу она оправдана вентиляционным коробом, но остальное…
Даже выстукивать не потребовалось. Лишь слегка оштукатуренная, чтобы сливалась со стеной, обнаружилась узкая дверца, а за нею — что-то вроде кладовки. Там валялась метла из орешины и пучка перевязанных верёвкой прутьев. Исследовали тщательно, с азартом. Больше ничего.
Николай огорчился неуспехом поисков. А господин Извольский остался, как ни странно, очень доволен. Даже приподнятое настроение овладело им.
— Ты утверждал, что веришь в науку, — заметил он своему помощнику. — Правильно делаешь! Расчёты верны! Должны оправдаться и другие. На сегодня мы закончили работу.
Алексей Кондратьевич снова рассчитался двумя билетиками, и Николай не стал возражать, припомнив, как через силу вздымал костистого и высокого господина Извольского в зале. Если так пойдёт дальше, то заработок у господина Извольского будет получше, чем зарплата чернорабочего. А по утрам ещё разгружать вагоны. Жалко, зыбкие эти занятия, ненадёжные.
— Теперь сравним с другим особняком из подборки.
Отрывок из романа А. Кенича «Ясные звёзды»: Экспедиция
— Земля!
Никита Ильич Болотин без дела вышел на палубу: проветриться, поразмышлять об отвлечённом. В каюте он всё расчётами занимался, но расчёты шли плохо. Не торговый он человек. Деловая хватка есть. За что возьмётся — доведёт до конца с блеском. Но выгоду рассчитать, разобраться с убылью да прибылью — это ему так же сложно, как до Луны добраться, так же мучительно тяжко, как шагать пешком сквозь летнюю тайгу с учёной экспедицией.
Учёная эта экспедиция была единственное его дело, что едва не окончилось полным провалом и бедой. Слава богу, немец оказался крепкий, выдержал тяготы
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
