(зло взглянув на Тамару Филипповну и почти вырвав из ее рук полосу). Вот, уже сокращенный и прочитанный мною.
Дорохов, не садясь, наклоняется над столом и подписывает полосу. Черданский отдает ее Тамаре Филипповне, и та уходит.
Дорохов (садясь в кресло у стола). Ну что ж, полосы я в общих чертах прочел, правки после тебя у меня почти не было…
Черданский. Вы же не правщик, а редактор. Мы должны вам давать все в таком виде, чтобы вам и хотелось что-нибудь поправить, да нечего было.
Дорохов. Да… Вообще все без перемен. Только фото замени! Я это пока снял. Согласился с Брыкиным. (Встретив взгляд Черданского.) А то бы он у меня до утра сидел — доказывал! Потом еще вернемся к этому вопросу. (После молчания, полувопросительно.) На чистые полосы надо будет еще раз все-таки взглянуть. Когда они будут?
Черданский (взглянув на часы). Все четыре — через два часа.
Дорохов (томясь желанием уйти). Хотя они, в общем, почти без правки.
Черданский (помогая ему). А лучше ехали бы вы домой, Антон Андреевич, вид у вас, честно говоря, неважный, усталый.
Дорохов. Да, сердце что-то покалывает.
Черданский. А если что, так, я, как позавчера, позвоню вам домой, посоветуюсь.
Дорохов (нерешительно). Думаешь, домой мне поехать?
Черданский. А, конечно, чего же? Когда руководитель спокоен и людям доверяет, — они тоже свое дело делают спокойно и без ошибок. Из-за этого и люблю с вами работать.
Дорохов. Ну, положим, я не такой уж чай с сахаром. Бывает, что и перцу подсыплю! (Пауза.) Ладно, уговорил, пойду. (Строго.) Но если что — немедленно звони… или присылай машину. И сам будь повнимательней.
Черданский. Можно подумать, что я вас когда-нибудь подводил!
Дорохов. Подводить, в общем, не подводил, но случись что, в конце концов ответственность вся на мне! (Пауза.) Как у тебя с этими письмами по фельетону? Крылова приходила сегодня, жаловалась, что ты до сих пор не разобрался.
Черданский. Через неделю, самое большое — две разберусь полностью.
Дорохов. А пока, что видно?
Черданский. Пока видно, что мы в основном правы. Может быть, есть отдельные неточные детали.
Дорохов. Детали, говоришь?
Черданский. Мелкие. Не меняющие сути дела. Не будем же мы из-за того, что у склочника пять пуговиц на рубашке, а мы написали шесть, извиняться перед ним. Такие извинения только подорвут авторитет газеты.
Дорохов. Да… авторитет газеты — это… (Поднимает вверх палец, показывая, как высок этот авторитет.)
Черданский. Вот именно.
Дорохов. Разберись с этими письмами особенно внимательно. Так, чтобы комар носу не подточил! Я сегодня говорил о тебе в обкоме — на ближайшем бюро твой вопрос еще не стоит, но на следующем будут утверждать тебя. Я добился. Так что учти! (Встает, подает Черданскому руку.) Ну, держи. Звони, если что. (Уходит.)
Черданский. Ну и лентяй божий! В присутствии Брыкина еще стесняется, высиживает, а при мне просто персональным пенсионером стал!
Входит Санников.
Санников. Николай Борисович, у меня сомнения…
Черданский. Какие еще там сомнения?
Санников. Этот Андрюшин, как мы только вышли от вас, сел за стол, вынул записную книжку, толстую-претолстую… Я с ним говорю, а у него руки потные, записная книжка засаленная, вся исписанная фамилиями, и почерк мелкий-мелкий!
Черданский. Ну и что?
Санников. Не знаю, как вам объяснить… А вдруг он все наврал про Твердохлебова? Просто опорочил его доброе имя. А?
Черданский. Да вы человека-то слушали, когда он перед вами вот тут говорил? Чуть не плакал! Или все пропустили мимо ушей? (Иронически.) Руки потные, книжка засаленная, почерк мелкий, нос некрасивый — аргументы серьезные, ничего не скажешь!
Санников (смущенно). Я же ничего не говорю, Николай Борисович, у меня только сомнения…
Черданский (уверенно). Поменьше интеллигентских сомнений и побольше чутья! Теперь доказать, что мы правы, для нас — дело чести! А что мы правы — я ручаюсь вам всем своим нутром газетчика. Ясно?
Санников (не особенно решительно). Ясно.
Черданский. Ну, так идите и заканчивайте!
Санников уходит. Черданский один. Выражение его лица сразу меняется. С сомнением посмотрев на папки Андрюшина, он встает из-за стола и несколько секунд в задумчивости шагает по комнате, бормоча себе под нос все одну и ту же фразу: «Черт его знает…» Наконец он снова садится за стол и, покончив с колебаниями, ударяет по столу кулаком.
Доброе имя! Там уж доброе или не доброе, а правы будем мы!
Занавес
Действие второе
Картина третья
Комната отдела писем в первом этаже редакционного здания. Четыре канцелярских стола, большое окно. У одной из стен — шкаф с картотекой и несколько шкафов с папками архива. За ближайшим к двери столом стучит на машинке Катя. Нетерпеливо посмотрев на часы, продолжает стучать.
Входит Санников.
Санников. Одна?
Катя. Ну, кончилось?
Санников. Заканчивается. Меня только спросили — и отпустили. Редактор говорит, что мы в основном правы.
Катя. Кто это — мы?
Санников (затянувшись трубкой). Ну, Черданский. Отчасти я…
Катя. Эх ты, «отчасти»!
Санников. Напрасно злишься. Надо иметь мужество признавать, когда вы неправы. Так и редактор сказал вашей Крыловой. (Пауза.) Даже у меня лично раньше были сомнения. А теперь все, как на ладони.
Катя. Какие это у тебя были сомнения?
Санников. Так, интеллигентские. И еще редактор сказал, что ваша Крылова забыла, что отдел писем при газете, а не газета при отделе писем! Понятно тебе?
Катя. Понятно. Я-то хоть при отделе писем, а отдел писем все-таки при газете. А ты при своем Черданском — и все!
Санников (с достоинством). Не особенно принципиальная реплика. Может, нам с тобой лучше все-таки раз навсегда выяснить наши отношения? Я тебя буду ждать ровно в восемь напротив, в сквере.
Катя, не отвечая, пробует печатать на машинке, но буквы то и дело заскакивают. Санников, помявшись, уходит.
Катя. Вот, даже машинку из-за него испортила!
Входит Акопов.
Акопов. Ну, где у вас письма железнодорожников? Может, что-нибудь в полосу поставлю. Только поскорей давайте, а то меня самого торопят!
Катя. Вот, только что перепечатала. (Передает ему письма.)
Акопов. А Вера Ивановна все еще на разборе дела?
Катя (взглянув на часы). Уже два часа, как у редактора! Мне, знаете, Константин Акопович, даже приснился вчера этот Твердохлебов. Такой маленький, худенький, в очках. И плачет.
Быстро входит средних лет невысокий худощавый Посетитель в очках.
Катя в первую минуту смотрит на него почти испуганно.
Посетитель в очках (быстро). А письмо ведь уже два месяца у вас лежит!
Катя.
