только где же ты возьмешь траву зимой? — угрюмо возразил Сила.
— Осел. Насушим травы, а зимой будем отпаривать.
И тут вдруг мама, такая заботливая, предусмотрительная хозяйка, ни с того, ни с сего соглашается кормить еще один рот!
* * *
Постепенно начали сходиться на собрание люди. Эрнест и Таня перебрались с ними в горницу. Милан присоединился к матери, которая мыла у плиты посуду.
— Так ты уже не боишься голода?
— А чего бояться, если прибыло столько муки?
— Какой еще муки?
— А ты и не знаешь? Да откуда тебе знать! Вечно ты с этим Силой… Шатаетесь по деревне как неприкаянные.
Она вылила грязную воду, ополоснула квашню, обтерла ее тряпицей и снисходительно сообщила Милану:
— В магазин привезли муку из русского зерна.
Милан насупился:
— А мне никто и слова не сказал!
Он выбежал из дома как был, в одной рубашке, хотя на улице уже было холодно.
Нужно сбегать к Силе. Не ждать же с такой новостью до утра!
* * *
У Милана с Силой появилось отличное развлечение. Они таскают в школу учебные пособия и пугают ими детвору.
Танечка побывала в местном комитете, подняла крик, напустилась на Эрнеста:
— Как это так, школа без пособий, а всем наплевать, и ты тоже хорош, товарищ секретарь, тебе тоже все равно, в каких условиях работают учителя! Что они могут дать детям?
Эрнест терпеливо выслушал ее, терпеливо — он всегда такой — объяснил ей, что местный комитет добивается новой школы для Лабудовой. Уже и участок для нее подобрали, но Пальо Грофик отказывается его продать.
— Делаем, что можем, а если что и не ладится — это не наша вина. Мы всегда готовы помочь по возможности, только вот возможностей у нас маловато. Ну, а что касается пособий… Знаешь что? Пошли!
И он отвел ее в кладовку, где хранилась всякая всячина, вывезенная из замка. В районе давно обещали все это вывезти, но никак не отвозили.
Эрнест скинул какой-то хлам с ящика, стоявшего в углу.
— Ну, что скажешь?
— Фантастика! — только и смогла ответить Таня и побежала в школу.
— Живо разыщите какую-нибудь корзину, — велела она Милану и Силе. — Местный комитет подарил нам охотничьи трофеи из замка.
И вот теперь Милан с Силой развлекаются вовсю. Они таскают из кладовки в школу чучела фазанов, ястребов, соколов, глухарей и сов. Милан нашел в ящике даже орла, некрупного, но с порядочным клювом. Он несет орла высоко над головой и пугает им детей.
Пернатых набралось с корзину, зато белок, куниц, барсуков и прочего зверья было вдвое больше.
Директор ломал руки.
— Куда же мы все это денем? Куда распихаем? Зачем нам четыре глухаря и пять белок?
— Другим школам раздадим, — сказала Таня и озорно подмигнула директору; тот улыбнулся.
Давно ли оба чуть не плакали, что придется клянчить у других, а теперь у них у самих есть что раздавать.
В шкаф вошла самая малость. Остальное потащили в Танину кухню, где, кроме плитки, ничего не было.
— Там еще что-нибудь есть? — с опаской спросила Танечка.
— Есть, и еще сколько! — заверили ее Милан и Сила. — Лиса, дикий поросенок…
— Ну ладно, тащите, — вздохнула она (в кухоньке уже негде было ступить). — Лисы и поросенка у нас еще нет.
Мальчики убежали.
Лиса не поместилась в корзину, решили нести ее под мышкой, а кабанчиком они хотели пугать детей.
— А в корзину что, не тащить же ее пустой?
Они осмотрелись в кладовке и обнаружили еще один ящик — с рогами.
— Берем? — спросил Милан.
— Конечно, берем, — решил Сила. — Рога — это вещь!
Милан хотел побросать в корзину, что попалось под руку. Но Сила со знанием дела отобрал самые лучшие экземпляры: серну, лань, муфлона, ветвистые оленьи рога и голову вепря с грозными желтыми клыками.
Танечка ужаснулась:
— Побойтесь бога, что это вы тащите?! Я же сказала: только пернатых и зверей. Кругом марш, молодые люди: я не собираюсь устраивать из квартиры охотничий музей.
Хоть плачь! Сила так надеялся, что его похвалят, а она: «Кругом марш!»
— Вы не хотите серну? Татранскую серну? А это — корсиканский муфлон! С самой Корсики его привезли — представляете, откуда! — на пробу, не знали, приживется ли, а он прижился и даже размножился. Ну, а олень — двенадцать отростков, вот это да! Посмотрите, здесь написано «Трибеч, 1913», это из наших гор, — он тыкал запачканным пальцем в щиток на рогах. — Когда-то здесь было много крупной дичи, а теперь ее редко увидишь. Немцы ее перестреляли, мерзавцы! Чуть что шелохнется в лесу — пиф-паф! Даже стельных олених не щадили.
— Ну, как знаешь, — пробормотала Танечка, ошеломленная глубиной познаний Силы, а еще больше его красноречием. Этого она никак не ожидала от обычно молчаливого мальчика. — Наведите здесь порядок. Я иду ужинать, потом на собрание.
— Идите, идите, мы уж что-нибудь сообразим, — сказал Милан.
Ужин будет не бог весть какой: крупяная каша от обеда, с молоком; может, для Танечки мама поджарит ее на сале, это еще ничего, можно есть, но тоже не ахти какая еда.
«Голода бояться нечего, — сказал Эрнест, — но нужно будет беречь каждый кусок хлеба».
Мама тоже так считает, она вообще терпеть не может, когда люди бросаются едой. Готовит она хорошо, но экономно. Но Танечка не привередлива, она с удовольствием съест и кашу с молоком, которую Милан уже видеть не может.
— Давай сделаем покрасивее, — предложил Сила. — В дровяном сарае я видел какие-то доски, а гвозди я из дому принесу.
— Давай, — кивнул Милан. — Пусть порадуется после такого жалкого ужина.
* * *
Возвращаясь домой с собрания, Таня еще издали услышала стук молотка. Охваченная недобрым предчувствием, она поспешила к двери, распахнула ее и остолбенела.
Одна стена кухни была украшена чучелами хищных птиц, вторая — чучелами мелких животных, а над плитой красовались оленьи рога «Трибеч, 1913» с козулей и корсиканским муфлоном по бокам. Из глубины шкафа-исповедальни скалились барсуки, а лиса и дикий поросенок нашли приют на секретере, над головами веселых щекастых амурчиков. А вепрь… в самом деле, куда же они пристроили этого страшного вепря?
Он висел над постелью, а из пасти этой жуткой морды с грозными клыками торчала электрическая лампочка.
— Посмотрите, какую лампу мы вам сделали, — похвастался Сила. — Теперь вы сможете читать и в постели. Проснетесь ночью, щелкнете — и готово.
— Отлично у вас получилось, — беспомощно прошептала Таня. — Молодцы, просто молодцы, ничего не скажешь…
Но в душе она поклялась:
«Не буду читать в постели. Нет, не „щелкну“, когда проснусь.
