Я осторожно села позади братца, одной рукой ухватилась за ручку для пассажира, другой — за бок Майка, и мы поехали.
Впечатление было такое, будто я села верхом на реактивный двигатель. На мотоцикле трясло, к тому же Майк считал ниже своего достоинства объезжать небольшие выбоины. У меня каждый раз сердце замирало: ведь убьемся! Однако задиристый байк и не думал падать. Напротив, он несся вперед, то пристраиваясь в промежуток между машинами, то виляя в междурядье. Спустя некоторое время я привыкла и смогла достаточно расслабиться, чтобы посмотреть по сторонам. Город мчался навстречу, кренясь на поворотах, и я начинала смутно узнавать его. Вот здесь мы когда-то гуляли… а по этой улице ходили на парад в День Победы… а в этом кафе — точно, в этом! — мама покупала мне пирожные в виде лесного пенька…
Северо-Каменск показался мне маленьким, уютным и очень спокойным, хотя и слегка запущенным. Он не очень-то отличался от других маленьких городков, где я бывала. На газонах росли некошеные, буйно цветущие травы. Фасады домов трескались быстрее, чем жилищные конторы успевали их ремонтировать. Асфальт хранил в себе память обо всех весенних ручьях и летних лужах, а также обо всех проехавших по нему фурах. Дождей давно не было, и дорожные выбоины заполнились мелкой серой пылью, которую с удовольствием тревожил Вжик.
Северо-Каменский музей находился на окраине города, там, где кончались каменные дома и начинался район старой, еще дореволюционной застройки. Это был осколок прежнего населенного пункта, поселка Вагранские Рудники, который постепенно оказался на окраине нового города. Недалеко от музея, за чертой жилого сектора, должен был находиться археологический памятник — древний, выложенный из булыжников лабиринт и частично раскопанные остатки городища конца семнадцатого века. Здесь время от времени селились люди — и две тысячи, и триста лет назад, а теперь это место, по названию ближайшей речки, именовали Вагранским городищем. А лабиринт официально считался внешним экспонатом краеведческого музея. Так, по крайней мере, рассказывалось на музейном сайте…
Майк лихо остановил мотоцикл у самой ограды — так, что визг тормозов и камешки из-под колес. Принял у меня шлем и махнул рукой, прощаясь. Я посмотрела, как он мчится по узкой старой улице, поднимая тучи пыли, и пошла в музей. Он размещался в старинном каменном особнячке: двухэтажном, на восемь окон, выкрашенном в нежно-изумрудный цвет. Даже полы в особнячке не менялись со времени постройки здания: доски были метровой ширины и под ногами не скрипели. Сейчас такие мало где увидишь… На входных дверях висел большой рекламный плакат. Он гласил, что двадцать первого июня, в день летнего солнцестояния и одновременно полного солнечного затмения, состоится открытие юбилейной выставки одного из великих сыновей этого города — художника Порфирия Бесчастного. Выставка называлась «Затмение». Вот это некстати — слишком велико будет внимание к полотнам Бесчастного в эти дни… Но думаю, с одной-то картиной проблем не будет. Мы же не собираемся вывозить всю экспозицию!
Я прошла мимо закрытого окошечка кассы. В зале никого не было, только у входа дремала старушка-вахтерша, прозрачная и хрупкая, как мотылек. А где же Ольга Николаевна?..
— Добрый день, а где… все? — спросила я, не придумав ничего лучше.
Старушка приоткрыла блеклые глазки:
— Все ушли на внешний объект. Если надо, так подождите. А для посещения мы уже закрыты.
Но мне ждать не хотелось. Я спросила, как найти этот самый внешний объект.
— Идите до конца улицы, еще дома три, — проскрипела вахтерша. — Лабиринт-то и увидите… Не бойтесь, мимо не пройдете.
Я миновала ограду музея и сразу поняла, в какую сторону идти. Невдалеке, за домами, виднелось открытое пространство вроде пустыря, за которым смутно темнел лес. Я прошла по узкому тротуару мимо поникших от зноя берез и старинных, вросших по окна в землю домиков. Однако еще издали мне послышались крики, рокот моторов, какой-то лязг. Там, в конце улицы, творилось что-то неладное. Да что же это может быть?
Я миновала последний домик и остановилась. Передо мной лежал большой пустырь, поросший низкой, желтоватой от жары травой. Вдоль жилых домов вилась грунтовая дорога. Через пустырь тянулась хорошо утоптанная тропинка, которая почему-то прижималась к его левому краю. Я пригляделась и поняла почему: посередине пустыря дремлющей змеей раскинулся каменный лабиринт. Возле него рычала двигателями строительная техника: желтый экскаватор с поднятым ковшом, бульдозер, пара самосвалов. Все они выстроились полукругом, словно хищники, загоняющие добычу. Двигатели извергали клубы сизого вонючего дыма. Перед экскаватором беспокойно двигалась маленькая группка людей. Они махали руками и что-то кричали. Экскаватор, видимо, не выдержав напряженного противостояния, дал по газам и дернулся вперед. Люди побежали. Только один человек, совершенно седой и хрупкий на вид, остался. Он раскинул руки, словно собирался остановить собственным телом тяжелую машину. Экскаватор снова дернулся и заглох в каком-то полуметре от человека. Я бросилась на помощь, даже не подумав, стоит ли это делать.
Когда я добежала до места битвы, напряжение уже спало. Техника разворачивалась и покидала пустырь. Только молодой, очень загорелый и очень раздраженный экскаваторщик оставался рядом со своей машиной Он звонил по мобильному телефону. Видимо, начальству.
— Говорю, не пускают! Я что, давить их должен? — тут он сделал паузу, видимо, выслушивая ответный мат. А потом заорал: — Да увольняй, мне! Лучше уволиться, чем в тюрьме сидеть! А?.. Вот сама, садись и копай!
Дальше он выразился так заковыристо, что можно было не сомневаться — начальница бросила трубку. Экскаваторщик с досадой сунул телефон в карман рабочих штанов, без лишних слов залез в кабину и уехал. Нам на прощанье остался только едкий запах дизельных выхлопов и развороченный колесами дерн.
Самый храбрый из защитников лабиринта оказался старичком с редкой бородкой. Он был одет в мятый полотняный костюм, а на кончике носа чудом удерживались очки в тонкой оправе. Вылитый Старик Хоттабыч из старого фильма… Боевой пыл, однако, в нем горел на зависть молодым.
— Вы видели?! — спросил он меня, подпрыгивая от возбуждения, когда я подошла узнать, не нужна ли помощь. — Я им ни пяди не отдам! Они уже не в первый раз пытаются силой прорваться!
— А зачем? Кто они? — спросила я. Из лесочка к нам подтягивались остальные протестующие. Они выглядели смущенными: разбежались по кустам, тогда как их пожилому предводителю удалось успешно отразить атаку.
— Бизнесмены, — ответил старик презрительно. — Подавай им участок земли, чтобы что-то там построить. Мебельный цех или еще что-то, я не помню. А на участке — памятник архитектуры и раскопки. Каково, а?
Он встопорщился, как рассерженный воробей.
— Когда они в первый раз приехали, мы уж думали — все, конец объекту. Но отстояли… И потом куда только не писали: и в архитектурное управление в область, и в Министерство культуры, и в прокуратуру… Везде обещают помочь, только долго что-то, — старик недобро усмехнулся. — В суд подали. А эти… Не дожидаясь суда, нападают, так в себе уверены. Представляете, пишут нам, что во время строительства ни лабиринт, ни раскопки не пострадают. Это прямо на стройплощадке-то, как же… Но мы им не сдадимся!
