П о д х в а т о в.
П о д х в а т о в. Можно?
Б о л ь ш а к о в. Да-да, заходите, Николай Афанасьевич, заходите, товарищ капитан.
П о д х в а т о в (ехидно). Однако, Федор Федотович, смею заметить, довольно странные людишки вас навещают.
Б о л ь ш а к о в. Кого вы имеете в виду?
П о д х в а т о в. Буланову, например, Реброва…
Б о л ь ш а к о в. А, бывают, всякие бывают. Садитесь!
П о д х в а т о в. А я, Федор Федотович, иду с совещания, смотрю — у вас огонек. Дай, думаю, зайду. Как-никак всю войну в одной дивизии.
Б о л ь ш а к о в. И очень хорошо сделали.
П о д х в а т о в. Я ведь, Федор Федотович, можно сказать, у вас в долгу. Благодаря вам стал командовать саперным взводом, потом ротой. По вашему настоянию и в штаб дивизии был переведен. Из беды не раз выручали. Помню, все помню.
Б о л ь ш а к о в. А я и не знал, что у меня столько заслуг.
П о д х в а т о в. С вашего благословения я и энергетиком-то стал.
Б о л ь ш а к о в. Чаю хотите?
П о д х в а т о в. Благодарю. С удовольствием! А теперь работаю, и, говорят, неплохо.
Б о л ь ш а к о в. Слышал.
П о д х в а т о в. Стараюсь. А вы так по партийной линии и пошли?
Б о л ь ш а к о в. Как видите. Правда, два года тому назад поступил на заочное отделение в энергетический институт.
П о д х в а т о в. Инженером, значит, решили стать?
Б о л ь ш а к о в. Нельзя, грешно нам, партийным руководителям, не знать своего производства. Да и к тому же увлекся я этой профессией.
П о д х в а т о в. Еще бы. По себе знаю. (Смотрит на портрет жены Большакова.) Наталья Ивановна? (Берет портрет.) Да… Вот какой стала гвардии старшина! Важная. Все учится?
Б о л ь ш а к о в. Наташа у меня молодец. В этом году аспирантуру заканчивает.
П о д х в а т о в. Похвально!..
Б о л ь ш а к о в. Николай Афанасьевич, а у меня к вам одно дельце есть.
П о д х в а т о в. Все, что в моих силах.
Б о л ь ш а к о в. Вы не сможете к себе на участок поставить ученицей на кран Буланову?
П о д х в а т о в. Буланову? Вот эту самую?
Б о л ь ш а к о в. Да!.. Помочь ей надо.
П о д х в а т о в. Если вы просите… могу. Правда, у меня своих художниц немало. Но ведь дело общественное.
Б о л ь ш а к о в. Не только.
П о д х в а т о в. Дошло. Да, Федор Федотович, это правда, говорят, вы с Александром Андреевичем крепенько тут на днях объяснились?
Б о л ь ш а к о в. Говорили о делах. А что?
П о д х в а т о в. Да-а… Крутого характера человек.
Б о л ь ш а к о в. Волевой, решительный характер не порок. Хуже, когда у человека на дню семь пятниц.
П о д х в а т о в. Вы правы, конечно, но… трудновато вам будет с ним сработаться. Раз, другой ему не уступите — и все кончено, придется на другую стройку переходить.
Б о л ь ш а к о в. Ну это вы преувеличиваете.
П о д х в а т о в. Вам, конечно, виднее. Я ведь по-свойски. Вы же знаете, как я к вам отношусь.
Б о л ь ш а к о в. Предупредить меня решили?
П о д х в а т о в. Он же у нас на стройке диктатор.
Б о л ь ш а к о в. Я думаю немного иначе.
Звонит телефон.
(Берет трубку.) Слушаю… Степан Сократович?.. Прочитал… Да, я бы очень хотел, чтобы вы сейчас ко мне зашли. (Кладет трубку.)
П о д х в а т о в. Правда, она, конечно, на вашей стороне, вы секретарь парткома, а все-таки… Говорят, в обком о вас сообщил.
Б о л ь ш а к о в. Его право и даже обязанность, если он обеспокоен чем-то.
П о д х в а т о в. И притом, учтите, он на стройке не один. Весь инженерно-технический персонал с прежней стройки сюда перетащил, кроме главного инженера.
Б о л ь ш а к о в. Я бы на его месте, наверное, то же самое сделал. Сложившийся, спаянный коллектив. Это же хорошо, когда люди с полуслова понимают друг друга.
П о д х в а т о в. То-то и есть, что с полуслова. Да ведь я так, по-дружески. Да, Федор Федотович, я слышал, на днях у нас коттеджи будут распределять. Это правда?
Б о л ь ш а к о в. Правда.
П о д х в а т о в. Да, с жильем у нас трудновато. По себе чувствую. Правда, я живу не в палатке, в двух комнатушках, но тоже один кошмар.
Б о л ь ш а к о в. Кто будет жить в этих коттеджах, еще неизвестно.
П о д х в а т о в. Как это — неизвестно?
Стук в дверь.
Б о л ь ш а к о в. Входите.
Входит Т о л с т о п я т о в.
Прошу, садитесь!
Т о л с т о п я т о в. Благодарю.
Б о л ь ш а к о в. Николай Афанасьевич, вы, случайно, не увлекаетесь Гейне?
П о д х в а т о в. Нет.
Б о л ь ш а к о в. Я как-то на досуге вычитал выражение: «Соловей, соловей, я слышу стук твоих копыт».
П о д х в а т о в. Очень остроумно. Но соловья баснями не кормят.
Б о л ь ш а к о в. Вы правы. И потому нам нужно вначале переселить остро нуждающихся из палаток в дома, а потом уж и самим устраиваться.
П о д х в а т о в. Александр Андреевич на это никогда не пойдет!
Б о л ь ш а к о в. Александр Андреевич коммунист, а не хозяйчик.
П о д х в а т о в. Это же будет вопреки указаниям вышестоящих организаций!
Б о л ь ш а к о в. Там тоже коммунисты.
П о д х в а т о в. Что ж, прошу прощения за беспокойство. (С обидой.) До свиданья!
Б о л ь ш а к о в. До свиданья, Николай Афанасьевич!
П о д х в а т о в. Да, а насчет Булановой, вашей общественно-личной просьбы, я подумаю. (Уходит.)
Б о л ь ш а к о в. Да… Капитан Подхватов…
Т о л с т о п я т о в (увидев свои труды на столе). Федор Федотович, что это?
Б о л ь ш а к о в. Труды энергетика Степана Сократовича Толстопятова.
Т о л с т о п я т о в (листает книги). Любопытно! Весьма любопытно. А у меня ни одного экземпляра не сохранилось.
Б о л ь ш а к о в (надписывает). Дарю автору, на память дарю.
Т о л с т о п я т о в. Где вы их достали?
Б о л ь ш а к о в. Жена прислала. У меня ведь скоро экзамены в институте.
Т о л с т о п я т о в. Весьма признателен, порадовали меня, старика.
Б о л ь ш а к о в. Очень рад. (Берет в руку папку.) Прочитал ваш доклад, Степан Сократович.
Т о л с т о п я т о в. И как вы находите?
Б о л ь ш а к о в. Обещает быть интересным. Вы беспощадно критикуете неполадки в торговой сети. Беспощадно и справедливо. Я сегодня на правом берегу заглянул в один магазин и ахнул. Папиросы — только «Казбек», одеколон — только «Красная Москва». И очень правильно сделали, что взяли под обстрел заправилу Ящечкина. Вы зло и правильно высмеяли и наше «ателье мод», одевающее многих доверчивых девушек в платье стиля «помесь попугая с огурцом». Все здесь дельно, остро и конкретно. Кстати, вы не заметили у нас новинку — продавца нимф? Нет? Вот, полюбуйтесь, приобретение столовой номер шесть. (Показывает.) Базарная живопись в тайгу просочилась. И я не удивлюсь, если в одно прекрасное утро у нас появятся богомазы и под маркой культтоваров начнут торговать иконами.
Т о л с т о п я т о в. Да, тут вы абсолютно правы.
Б о л ь ш а к о в. Но когда я прочел раздел самый важный, об остро нуждающихся в жилье, я не узнал вас… Откуда взялись эти обтекаемые, осторожные, вежливые выражения? Где имена? Где факты? Степан Сократович, скажите, у вас не сохранился черновик вашего доклада?
Т о л с т о п я т о в. Черновик?
Б о л ь ш а к о в. Да! Он при вас? Можно полюбопытствовать?
Т о л с т о п я т о в. Пожалуйста… Но зачем? Импровизация… Малопродуманная… Аффект…
Б о л ь ш а к о в (листает). О, совсем другой голос. (Читает). «Итак, Маркины, Зондаевы, Томилины, то есть тысячи строителей, живут как чукчи в ярангах. Живут в палатках с детьми и женами, живут в жару и в бурю. Живут, несмотря на начавшиеся заморозки. Живут тесно и неудобно. Люди работают хорошо, а заботы о них никакой. В это же время бригады без острой на то нужды перебрасываются со строительства жилых домов на основные объекты по распоряжению товарища Прокофьева. Товарищ Прокофьев, я боюсь, что вы абсолютно не отдаете себе отчета в том, что ваши распоряжения…»
