ведь она в отличие от неё знала, чем чревато непослушание у сеньора? А что делать Кате, молчать и пытаться решать всё самой? Пожалуй, больше она не осмелится жаловаться на кого-либо.
— Ваше сиятельство, проявите милость в отношении этой женщине, — не смогла смолчать Катерина.
— Я велел ей позаботиться о вас, она нарушила мой приказ.
— Она глупа и ничего не понимает. Быть может, она любила вашу дочь, а тут я… — всё тише говорила Катя, слыша первые крики Берты.
— Я не терплю неподчинения, — приближаясь, с намёком проговорил Отиз, на что Катерина понятливо кивнула и опустила голову.
Он громко свистнул, из конюшни появилась лохматая голова Арно.
— Добавь ещё парочку для закрепления и пусть идёт к прачкам. Больше она здесь мне не нужна.
— Катрин, — обернулся к Кате Отиз, — у вас нет служанки, но мы кого-нибудь подберём вам в городе.
— Магда, — вновь заорал сеньор, — где короб со свадебным платьем и прочим барахлом?
Тоненькая фигурка мелькнула в окне, а через полминуты Магда выбежала во двор и, прижавшись к сеньору, что-то зашептала ему в ухо. Он одобрительно кивнул, бросив взгляд на карету и закрепляемый позади сундук, и чуть прижав к себе юное создание, скомандовал:
— Всё, поехали! — взял под руку Катерину и подвёл её к карете. — Магда приготовила вам в дорогу хлеб с сыром и положила бутылку вина.
— Передайте мою благодарность Магде, — при этом втягивая носом знакомый запах духов. Крошечный флакончик от Диора лежал в Катиной сумочке, и теперь было ясно, кому феодал отдал трофей. — Верните мне мою сумку, — осмелилась она сказать.
Отиз хмыкнул и грубо втолкнул Катю в карету, показывая, что лимит его терпения закончился, вскочил на коня, давая отмашку двигаться.
Более дюжины человек, вытянувшись змеёю, покидали замок. Катюше ещё при выходе хотелось посмотреть на строение со стороны, но теперь не было настроения, да и её карета больше напоминала глухую коробку с маленькими мутными оконцами. Внутри пахло деревом, краской и новой кожей. По-видимому, карету обновляли для будущей невесты. Через пять минут навязчивый запах кожи приелся, и все силы пленной путешественницы уходили на то, чтобы удержаться на сидении. Оставалось радоваться, что солнышко пока не припекает, и в этой коробке ещё нет духоты.
Катя следила за сеньором, за его людьми, отмечала, как они общаются между собою, как крестьяне на полях реагируют на них всех, что делают встречные люди на дороге.
Власть Отиза была неоспорима и полна. Он ехал по своим землям, решая хозяйственные вопросы, забирая то, что ему требовалось в данный момент, иногда наказывая, если его прежние указания не были исполнены. Он ничего не забывал, безошибочно узнавал своих людей в любых отрепьях, почерневших от загара или грязи, кого-то называл по имени и отчётливо помнил, кто ему сколько должен.
Чем дольше они ехали, тем лучше Катерина осознавала, что сеньор Отиз — страшный и очень опасный человек.
Верил ли он в Бога? В этом времени в него верили все, но она сомневалась насчёт сеньора.
Он ловко манипулировал верой, играл на чувствах людей, дружил с пастором, одновременно требуя от него лояльности к своим интересам.
Отиз ехал по своим землям, но всё время был настороже. Он в любую минуту готов был к схватке и ему для этого не требовались рыцарские доспехи. Возможно, люди считали его хорошим хозяином, так как за его спиной было надёжно.
Церковь поддерживала уважение к владетелю земель, устраивала общее моление о здоровье сеньора Отиза, и спроси людей Катерина, что они будут думать, если узнают, что из-за сильной хозяйской руки погибло больше крестьян, чем из-за разбойников, что из-за неумелого распределения сеньором работы между поселениями случаются голодные годы, её забили бы камнями.
Она видела умный взгляд пастора, который насквозь видел владетеля этих земель, и умело извлекал свою выгоду чередуя покладистость с прозорливостью. Отметила хитроватых и сообразительных сопровождающих, но они ориентировались только в том, что их окружает, видя, быть может, чуть дальше своего носа. Отиз был другим, и определенно знал, чего хочет, как этого добиться и как сохранить то, что есть.
И вот тут Катя возвращалась мыслями к своей персоне.
Зачем сеньор рискнул и заставил её назваться его дочерью? Неужели он не боится, что она выдаст его при первой же возможности?
Почему он уверен, что она, будучи под защитой мужа, станет потворствовать его интересам? Будущий муж дурачок или чудик? Нет, такие здесь не выживают и быстро разоряются, а Отизу не понадобилась бы нищая земля. Он всех держит в кулаке, но он не реформатор, не прогрессивный хозяин, уж это она видела.
Карету качнуло и она сильно накренилась вбок. Катя чуть не вывалилась наружу. Она всю дорогу чертыхалась, отбивая себе зад, но коробочка давала иллюзию защищённости, уединения и когда открылась дверца с другой стороны, то вылезать ей не хотелось.
— Дорогуша, хватайтесь за руку, колесо попало в яму и у вас есть возможность отдохнуть.
Ага, как же, отдохнуть! Уже несколько часов до неё нет никому дела, а тут вдруг карету не могут сдвинуть с места из-за тяжёлой леди!
Кате ничего не оставалось, как только протянуть руку и выползти на подножку кареты. Прыгать в глубокую лужу она не хотела, но и прижиматься к телу часто почёсывающегося Рэма тоже не вариант.
— Отойди! — услышала она окрик сеньора, и через секунду тот подъехал на лошади, дёрнул Катю на себя за руку, чуть ли не ломая и, протащив её пару метров как куль, сбросил на сухую землю.
Вокруг заржали, наблюдая как Катерина, покачиваясь, с ошалелым взглядом, поднимается.
— Вам надо больше ходить, а то вы засиделись, — обронил сеньор, задорно похлопывая себя по коленкам и веселясь.
Наверное, не надо было ничего отвечать, но Катя сказала, что учтёт его пожелание.
— Да? — взгляд сеньора изменился, впиваясь в её лицо. Он подошёл ближе и вроде бы спокойно, даже доброжелательно произнёс:
— Женщина должна делать то, что ей сказал мужчина, — и протянул ей руку, чтобы она опиралась на неё, прогуливаясь с ним.
Пока вытягивали карету, сеньор с дочерью вышагивали по полянке, о чём-то мило беседуя. Это была прелестная картина, навевающая умиротворение.
— Ваше желание посетить святые земли погубило множество человек, а вы сами оказались одна в ужасном положении. Сейчас я вижу, что вы присматриваетесь и думаете, как бы избежать моей воли над собою. Я прав?
Отвечать не хотелось, но он ждал.
— Было бы странно, если бы я об этом не думала.
— Вот подтверждение ещё одной вашей глупости. Вас, верно, баловали родители,
