чем ты?
— Не могу… не могу, не могу! Но они ведь тогда умрут, понимаешь? Насовсем умрут, взаправду!
— Кто умрет? О чем ты говоришь, друг? — Я переполз поближе к мужику, которого, видимо, постепенно охватывало безумие от отравленного отчаянием воздуха пещер. — Расскажи мне, мне можно верить.
— Они умрут… и как же я тогда… как я тогда буду, зная, что мог их спасти, но… — Несчастный снова закачал головой.
Я коснулся его руки: та была ледяная, и нервная дрожь трясла его грязные, потные пальцы.
— Что у тебя случилось?
— Он велел… — Наконец он поднял на меня взгляд. Мне стало не по себе. Мужик глядел… реально как безумец. В ошалелых глазах отражался огонь от факелов, перемешиваясь в них с пламенем безумия. — …взорвать.
— Что? Кто?
— Господин. Тот, который может спасти их, а может… утопить в океане крови.
— Так, давай, друг… медленно и с расстановкой расскажи мне все, — попросил я, пытаясь удержать его внимание, потому что мужик опять яростно затряс головой и закрыл глаза.
Я почему-то был уверен, что мужик просто ополоумел и сейчас запрется внутри себя, но он неожиданно начал выливать на меня малопонятный поток слов. Самое странное, что заговорил раб почти связно.
— Я должен взорвать нас всех… тут, в пещерах… и тогда он не тронет мою семью… и у них будет маленький, но свой дом. А еще им сведут метки рабов. И новая жизнь… и сын с дочкой пойдут в школу… Но я должен заплатить за это. О, раб, ты не можешь возомнить себе, какую я цену должен заплатить за это! Полторы сотни человек, что живут здесь, погибнут под грудой обломков!
Пришла моя очередь трясти головой. Это что же получается — чувак только что признался мне, что собирается устроить взрыв в пещерах? И как мне реагировать на подобное заявление? Стоит ли принимать слова безумца за чистую монету?
— Ты хочешь… взорвать нас всех? — переспросил я.
— Да. И себя — себя тоже. Ведь даже если бы я мог выжить… как жить после такого…
— Кто отдал такой приказ?
— О, это могущественный господин. Он может подарить моей семье дом и…
— Да-да, я понял. И как же ты должен устроить взрыв?
— У меня есть кое-что… магия… артефакт…
— Так, ясно… магия — куда уж яснее… Слушай, друг, а ты можешь отдать эту хреновину мне? Ну, артефакт этот?
В глазах мужика промелькнуло новое выражение — испуг? вспышка настоящего понимания?
— Что? Нет, я не могу, ведь тогда моя семья…
— Не получит дом, я помню, — нетерпеливо перебил я его. — Но стоит ли дом полторы сотни жизней не повинных перед тобой людей?
— Жизни моих родных за жизни чужаков… он не дома их лишит, а жизни… — Раб затрясся в приступе отчаяния и горя.
— Жизни… — повторил я, лихорадочно соображая, как быть. — Это действительно беда, горе. И мне очень жаль — правда. Но вспомни еще раз — полторы сотни людских жизней. Не родных тебе — да, но таких же людей, которым умирать не менее страшно, чем твоей семье.
— Там мои дети…
— Здесь они тоже есть. И им тоже очень страшно умирать.
— Что за разговоры вы тут ведете? — громыхнуло над нами, и я резко вскочил.
За нами стоял Оскал. В руке его горел факел.
— Он все знает, — указал на меня раб.
— Что? — поперхнулся я от изумления. — Вы заодно?
— Поганый твой язык! — ругнулся Оскал, добавив потом еще отборной брани. — Договорились ведь на рассвете все сделать, но у тебя поджилки затряслись, да? Значит, так: этого ушлепка я сейчас размозжу башкой об стену, ты поможешь мне избавиться от трупа, а на рассвете сделаешь дело, понял? Понял, трусливая ты баба, спрашиваю? — прошипел Оскал, исходя злобой.
— Да, — обреченно и потерянно ответил раб.
— Не делай этого! — с нажимом произнес я. — Подумай, как твоя-то семья потом будет жить с этим?
— А ну заткнулся! — прорычал Оскал и, подбежав ко мне, вмазал мне кулаком в голову.
Я понял, что упал, только когда коснулся телом камня. Не знаю, как сознание не потерял от такого удара — чудо, да и только.
— Не лез бы не в свое дело — и ползал бы тихо-мирно до конца жизни, червь, — выдохнул мне в лицо амбал, наклонившись.
— Пошел ты, недоумок!
— Это ты сейчас отправишься — в землю, где тебе и место, червь, но только уже навсегда, чтобы загнивать там до скончания времен. — Он вытащил откуда-то нож и поднял надо мной.
И тут бабахнуло. Да так, что я оглох. Видеть не перестал, а вот звуки поглотила такая тишина, которая, наверное, только в гробу бывает. Оскала всего перекосило. Я не успел ничего понять, а он уже шмякнулся на пол, сбитый каменным осколком, отвалившимся от потолка. Я снова чудом уцелел. Кажется… но что-то явно не так. Иначе почему пол подо мной разверзся, и я понесся куда-то вниз — в черноту бездны? Потолок, обильно ссыпавший вниз каменные обломки и тучи пыли, становился все дальше от меня. Вот дерьмоооо… Кажись, меня ждет еще более глубокая яма жизни или смерти, чем все те, в которых я уже успел побывать.
Глава 4. Перст Указующий
Ах, как люто болит башка! Будто молотом пару десятков раз стукнули. Я с болью в мозгах вспомнил, что случилось. Взрыв… и чернота. Жесть. Как же там остальные?
Я разодрал тяжелые веки и увидел белоснежный потолок. Ого, где это я? Неужто все произошедшее было жутким сном, а очнулся я после комы в больнице? Ох, как был бы я счастлив узнать, что это так! И больше не ныл бы, что жизнь говно, и даже к спиртному не прикладывался бы, и работу бы нашел! Но нет — я лежал не на вожделенной больничной койке, а на роскошной кровати под тяжелым пурпурным балдахином. Поднявшись, осмотрелся. Покои в средневековом замке? Очень похоже, хотя у меня нет опыта пребывания в средневековых замках. Высота потолка, который опирался на толстые белые колонны, видать, на великанов рассчитана. Окна с резными ставнями. Эстетично. Рядом с кроватью стоял маленький столик с подносом, а на нем — это что, шампанское?
Я вспомнил, что уже целую тысячу лет не бухал, и рука сама собой потянулась к бокалу, но я вовремя одернул себя. Ну уж нет, я в какой-то очередной жопе, к пьянкам еще возвращаться не хватало.
Тяжелые по виду деревянные двери распахнулись, и в покои вошли две девицы. От неожиданности я вскочил.
— Ты не успел