дом, покрашенный в лиловый цвет, который, как я слышал, официально считался отелем, а на самом деле функционировал как нелегальный бордель. К моему удивлению, перед ним был припаркован блестящий красный кабриолет с поднятым верхом. Неужели владелец не мог найти развлечения получше?
Я зашел и в отель, но также ничего не добился, к тому же не мог перестать думать о таинственном постояльце на красной машине. Может, он скрывается от бандитов? Или здесь есть проститутка с какими-то удивительными талантами? Та самая третья реинкарнация Маты Хари.
Я дошел до конца улицы с неутешительными результатами и вернулся к своей машине. Вскоре подошла и Лекси с теми же новостями. Она еще поспрашивала знакомых на пирсе — никто не видел Тома сегодня, кроме кассира в аптеке. Я сказал, что пора ехать домой.
— И что вы будете делать теперь? — спросила Лекси, когда я высадил ее у ворот.
— Пора рассказать все, что я узнал, его родителям.
Глава 6
Я вновь припарковался около домика с фахверками, правда, теперь на дорожке стояла еще одна машина. Очевидно, сердечник Генри наконец вернулся с работы. Тем лучше. Я постучал в дверное кольцо. Дверь опять открыла сама миссис Химмельберг.
— Я же просила, — зашипела она, потом высунула голову на улицу. — Вы привезли Тома?
— Нет, миссис Химмельберг. Но дело гораздо серьезнее, чем вам казалось утром. Мне нужно поговорить с вам и вашим мужем.
— Если это какой-то шантаж, — начала она..
— Эдит, дорогая, кто там? Том вернулся? — раздался тихий баритон.
Из-за спины супруги вырос мужчина средних лет. Он был высоким, но очень сутулым, несмотря на худобу, вся его фигура будто стекала вниз, напоминая недоразвитую грушу. Над высоким лбом виднелись крупные залысины, а серые глаза за стеклами очков глядели наивно и печально. Мне он показался похожим на изнуренного бассет-хаунда. Я подумал, что нет ничего удивительного в том, что Эдит извела весь свой материнский инстинкт на такого мужа, поэтому на сына у нее просто не хватило доброты.
— Мистер Химмельберг, меня зовут Дуглас Стин, я частный детектив. Лучше нам поговорить в доме.
Вкратце я рассказал им обоим все, что произошло сегодня с утра, начиная с визита Тома к Лекси. Генри перенес это лучше, чем я опасался.
— У вас есть идеи, что произошло с Томом?
— Пока ничего конкретного. Но я думаю, что он мог видеть, как некие преступники застрелили Карлоса. Он испугался и убежал. Причем, я не исключаю, что сам он со всем этим никак не связан. Просто они оказались в плохом районе. И теперь он боится возвращаться домой. Скажите, есть ли у Тома кто-то еще, какой-то человек, которому он мог бы довериться, если бы с ним приключилось что-то ужасное?
Эдит нахмурила брови, но Генри не раздумывая воскликнул:
— Лютер! Почему ты сразу ему не позвонила?
— Лютер? — вскинулась Эдит. — Мы же запретили им общаться. Он дурно на него влияет.
— Хватит, дорогая, — махнул рукой Химмельберг. — Он же его дядя. Том обожает Лютера. Я уверен, когда у него неприятности, он всегда обратится к Лютеру.
— Естественно, при твоем попустительстве, — поджала губы Эдит.
Генри только устало покачал головой и встал из-за стола.
— Лютер — это мой младший брат. Он сам в душе еще во многом мальчишка, поэтому ему всегда было проще найти общий язык с Томом. Нам с женой он кажется недостаточно серьезным, но этом нет ничего плохого, к тому же сын ему доверяет. Во всяком случае, доверял до недавнего времени. Я прямо сейчас позвоню брату.
— Не надо, — остановил я его. — Лучше дайте мне его адрес, я нанесу ему визит, вечер еще не поздний. Если он прячет Лютера, при личном разговоре мне проще будет убедить его, что вы готовы обсудить сложившуюся ситуацию.
Генри обдумал мои слова и обратился к Эдит:
— Дорогая, принеси мой пиджак и шляпу. Я поеду с вами. Вы не сможете проехать к дому, потому что это частная дорога, а ключ от ворот есть только у брата и меня. К тому же мы семья.
Эдит сумела распознать решительность в его мягком голосе, поэтому молча повиновалась. В последний момент она повязала ему на шею шарф, приговаривая, что вечером в горах становится прохладно. Можно было подумать, что речь идет, как минимум, о поездке в Сьерра-Неваду.
— Где живет ваш брат? — спросил я, заводя мотор.
— На голливудских холмах.
Интересно. Голливудские холмы, частная дорога. Его брат — какая-то знаменитость? Во всяком случае, я о нем не слышал, но я почти и не читаю светскую хронику.
— Наверное, вы думаете, что моя жена перегибает палку с Томом? — спокойно спросил Генри, изучая мой профиль, пока я вел машину.
— У меня нет детей, не мне судить, — дипломатично ответил я. — Я лишь вижу, что она очень о нем заботится.
— Она правда изменилась в последнее время, я не мог не заметить. Но Том изменился первым. Понимаете, он действительно был замечательным ребенком. Таким добрым и любознательным, открытым миру. Мы с Эдит разрешали ему пробовать себя в любом деле, мечтали, что он поступит в колледж, уедет и будет идти по жизни с высоко поднятой головой. А потом его вдруг как подменили. Он стал мрачным, раздражительным, начал грубить нам. Особенно досталось Эдит. Иногда он даже орал на нее, называл ее такими словами, что мне хотелось его ударить. Но она была с ним очень терпелива, все, чего она хотела — чтобы он не пустил свою жизнь под откос. Хотя она имела полное право обижаться после всего, что она для него сделала…
Генри молчал около минуты, разминая длинные худые пальцы.
— Дело в том, что Эдит — не родная мать Тома.
Вот черт. Я должен был сразу догадаться. У парня на фотографии никакого внешнего сходства с миссис Химмельберг и на Генри он был поход весьма отдаленно.
— Эдит моя вторая жена, а Том сын от первого брака. Его мать Нина оставила нас, когда Тому едва исполнился год. Она просто сбежала в один прекрасный день. Собрала все свои вещи, опустошила наш текущий счет, забрала свою машину. А вскоре прислала мне письмо, что, мол, ошиблась, она не хочет быть просто женой и матерью, жить этой унылой жизнью, что уезжает со своей истинной любовью. Прямо так и написала.
Мне казалось, Генри уже очень давно хотелось выговориться, поэтому я просто молча вел машину.
— Самое забавное, что с Ниной меня познакомил мой брат Лютер. Я как раз только защитил докторскую6 по