национальным флагом?
Этот флаг меня заворожил. Может быть, из-за моих мальчишеских военных игр. Может быть, из-за моего рано развившегося патриотизма. Или, может быть, из-за того, что я целыми днями слышал разговоры о флаге-флаге-флаге. Все вокруг только об этом и говорили. Люди возмущались, потому что флаг над Букингемским дворцом не приспустили. Их не волновало, что Королевский штандарт никогда не приспускали, что бы ни случилось, он развевался, когда бабушка находилась во дворце, и его опускали, когда бабушка уезжала, точка. Люди просто хотели увидеть официальное проявление скорби, не увидели его и разозлились. То есть, их привели в состояние бешенства британские газеты, пытавшиеся отвлечь внимание от своей роли в мамином исчезновении. Вспоминаю один заголовок, адресованный прямо бабушке: «Покажи, что тебе не всё равно». Какая трогательная забота со стороны друзей, которым было настолько «не всё равно», что они преследовали маму в туннеле, из которого она больше не выбралась.
Я уже услышал случайно эту «официальную» версию событий: папарацци преследовали маму на улицах Парижа, потом - в туннеле, там ее «мерседес» врезался в стену цементной подпоры, она, ее друг и водитель погибли.
Стоя у гроба, накрытого флагом. я спрашивал себя: «Мама - патриотка? Что мама на самом деле думала о Британии? Удосужился ли кто-нибудь спросить ее об этом?».
Когда я смогу спросить ее об этом лично?
Не могу вспомнить ничего, что мои родственники говорили в этот момент друг другу или у гроба покойной. Не помню, что мы с Уиллом говорили друг другу, но помню, что люди, окружавшие нас, говорили: «Мальчики выглядят потрясенными». Никто не удосужился перейти на шепот, словно мы были настолько потрясены, что оглохли.
Было обсуждение похорон, назначенных на следующий день. В соответствии с новейшим планом гроб собирались провезти по улицам в конном экипаже Королевских вооруженных сил, а мы с Уиллом должны были идти за гробом. Кажется, это слишком - требовать такого от двух мальчиков. Некоторые взрослые пришли в ужас. Мамин брат, дядя Чарльз, поднял скандал: «Как вы можете заставлять мальчиков идти за гробом матери! Это варварство».
Был предложен альтернативный план. Уилл будет идти один. Ему пятнадцать лет, в конце концов. Избавьте младшего от этого. Обойдемся без Запасного. Этот альтернативный план передали наверх.
Пришел ответ.
Должны присутствовать оба принца. Возможно, чтобы заручиться симпатией общественности.
Дядя Чарльз был в бешенстве. А я - нет. Я не хотел, чтобы Уилл подвергся такому испытанию без меня. Если бы роли поменялись, он тоже не хотел бы и не допустил бы, чтобы я прошел через это в одиночку.
Так что мы вышли все вместе, ни свет ни заря. Дядя Чарльз шел справа от меня, Уилл - справа от дяди, за ним шел дедушка. А слева от меня шел папа. Я сразу отметил для себя, как спокоен дедушка, словно это - рядовая королевская церемония. Я отчетливо видел его глаза, потому что он смотрел прямо вперед. Все они смотрели вперед. А я всё время смотрел в землю. Уилл - тоже.
Помню, что я оцепенел. Сжал кулаки. Помню, что краем глаза все время следил за Уиллом, и это придавало мне силы. Лучше всего я помню звуки, звон узды и цоканье копыт шести потных коричневых лошадей, скрип колес лафета, который они везли. (Реликвия времен Первой мировой войны, сказал кто-то, это казалось уместным, потому что мама, хоть и любила мир, всегда была солдатом - воевала ли она с папой или с папарацци). Думаю, эти звуки я буду помнить до конца жизни, потому что они являли разительный контраст всеобъемлющей тишине. Ни одного автомобиля, ни одного грузовика, ни одной птицы. Ни звука человеческого голоса. Это было просто невероятно, потому что вдоль дорог выстроились два миллиона человек. Лишь иногда раздававшиеся рыдания сообщали о том, что мы идем мимо человеческого океана.
Через двадцать минут мы пришли в Вестминстерское аббатство. Сели на длинную скамью. Похороны начались с чтений и надгробных речей, а завершились выступлением Элтона Джона. Он поднялся медленно и чопорно, словно один из великих королей, много столетий покоившийся под плитами аббатства, вдруг вернулся к жизни. Элтон Джон вышел вперед и сел за рояль. Есть ли в мире человек, не знающий, что Элтон Джон пел песню «Свеча на ветру», вариант, который он написал специально для мамы? Не могу сказать точно, откуда музыка, звучащая в моей голове - из этого мгновения или из клипов, которые я видел потом. Возможно, это - фрагменты непрекращающихся кошмаров. Но у меня действительно есть одно отчетливое неоспоримое воспоминание: песня заканчивается, я чувствую резь в глазах, почти льются слёзы. Почти.
Под конец службы пришел дядя Чарли, он использовал отведенное ему время для взрыва, он решил обвинить всех - семью, нацию, прессу - в преследованиях мамы, которые привели к ее смерти. Можно было почувствовать, как аббатство и народ за его стенами содрогнулись от взрыва. Правда ранит. Потом вперед вышли восемь уэльских гвардейцев, они подняли огромный покрытый свинцом гроб, теперь накрытый королевским знаменем - немыслимое нарушение протокола. (Кроме того, они уступили давлению и приспустили флаг - конечно, не Королевский штандарт, но все-таки - национальный флаг, это было беспрецедентным компромиссом). Королевский штандарт закрепили за членами королевской семьи, мне сказали, что мама к таковым уже не относилась. Означал ли приспущенный флаг, что маму простили? Бабушка? Вероятно. Но эти вопросы я не мог даже сформулировать, не то что задать их кому-то из взрослых, а гроб медленно вынесли и погрузили на черный катафалк. После долгого ожидания катафалк тронулся и размеренно покатился по Лондону, со всех сторон волновалась самая огромная толпа из всех, которые видел этот неподвластный времени город - людей собралось вдвое больше, чем на праздновании окончания Второй мировой войны. Катафалк проехал мимо Букингемского дворца, по Парк-Лейн, к городским окраинам, проехал по Финчли-Роуд, потом - Хэндон-Уэй, по эстакаде Брент-Кросс, потом пересек Северную кольцевую дорогу, проехал по М1 до перекрестка 15а и на север в Харлстон, где проехал в железные ворота поместья дяди Чарли.
Олторп.
Мы с Уиллом видели большую часть этой поездки по телевизору. Мы уже были в Олторпе. Нас привезли заранее, хотя оказалось, что торопиться не было необходимости. В добавок к тому, что катафалк поехал длинным окольным путем, его несколько раз останавливали люди, которые клали на него цветы, вентили забивались и мотор перегревался. Водителю приходилось останавливаться на обочине, чтобы телохранитель мог выйти и убрать цветы с ветрового стекла. Телохранителя звали Грэм. Мы
