Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
Париж, март 1995-го
Знакомство с Виолеттой. Мы на «вы», хотя при встрече она крепко обняла меня.
Маленькая, живая, энергичная женщина дымит, как паровоз. Голос у нее глухой и чуть хрипловатый, язык цветистый, богато расцвечен блатной лексикой, что сразу меня покоряет. Эта «недостойная старая дама» не жеманничает и обо всем говорит напрямик. Виолетта сразу увидела во мне собеседника, с которым можно отбросить ложную стыдливость, говоря об этом, (мне на такое понадобилось сорок лет жизни), а я то и дело одергивал себя, помня о родных и близких…
Я привез Виолетте несколько твоих «молодых» фотографий — все-таки пятьдесят лет прошло, немудрено было забыть, — и сразу получил от нее первый подарок. Она сказала, что не могла не узнать меня — по форме лба и глазам. Увы мне, я забыл черты твоего лица!
Я долго описывал Виолетте нашу жизнь. Кое-что ей было известно от Элен и Фанни, с которыми она никогда не теряла связи, они сообщали ей о замужестве Эльзы, моем рождении, разводе, втором браке, появлении на свет Лидии и, наконец, смерти на необъятных просторах Америки.
Я подробно, во всех деталях, рассказал, как мучился в детстве, чувствуя, что живу рядом с «присутствующе-отсутствующей» матерью, на три четверти разрушенной лагерным опытом. Она изумила меня рассказом о твоей мягкости и доброте. В нашей семье Эльзу всегда упоминали с благоговейным обожанием, но сам я хорошо помнил, какой резкой, несправедливой и неуживчивой ты умела быть. Виолетта твердо стояла на своем: Эльза была нежной, доброй и спокойной. В Биркенау!
Мы сидели в ее теплом и уютном доме и много часов говорили без пауз и передышек. Я — об отношениях с тобой, о том, что ухитрился пройти мимо, Виолетта — о возвращении домой. От нее я впервые услышал, что после войны «нормальные» люди (читай — не прошедшие через концлагерь!) очень скоро захотели перевернуть страницу, забыть, ну или сделать вид, что забыли. Пытаясь объяснить молчание Эльзы, Виолетта рассказала, как ее пригласили на «вечеринку с сюрпризом», где она поведала свою историю, и какая-то особа воскликнула писклявым голосом: «Довольно, прошу вас!» — видите ли, угнетающе действовало на ее психику! «Я тогда решила заткнуться навек… и не пережевывать до бесконечности свои воспоминания, а смотреть в будущее». Неспособность людей понять то, что и рассказывать страшно, не то что пережить наяву, Виолетта сочла парадоксальной несправедливостью, дающей тем не менее стимул двигаться вперед…
Я не сдержался и пылко, почти гневно поведал ей о чувстве неудовлетворенности, которое было вечным спутником моего детства, о том, как печально я жил, как сильно мне не хватало внимания матери. Казалось, что через Виолетту я обращаюсь к тебе и — опосредованно — ко всему окружающему миру.
Виолетте, выжившей, как и ты, в лагере, я не стыдясь признался, что слишком быстро смирился, перестал защищать тебя и фактически отказался от всего, что мог получить. Я не утаил от твоей подруги, как горько до сих пор сожалею о том, что не услышал от тебя ни слова о том времени.
Я лишь теперь наконец-то все понял. Ты познала убийственный голод, животный страх, страдание и потому не могла различить в моих призывах банальный человеческий голод, страх темноты, ужас пробуждения от кошмарного сна, хрупкость ребенка, родившегося после…
Я вынужден признать, что жалею тебя, нас и стыжусь этого чувства…
Лилль, 1 июля 1943-го
Виолетта уже несколько месяцев живет в предместье Лилля. В 1940-м они с родителями покинули Гавр, спасаясь от бомбардировок, поселились в Париже и впервые столкнулись с гонениями на евреев. Виолетта сохранила удостоверение личности матери, выданное петеновскими властями: графа «Национальность» на зеленой карточке, где написано «Еврейка», по диагонали проштемпелевана красной чертой, словно рост, вес или цвет волос значения не имеют. По совету дяди семья тайно переезжает в район Лилля. Тайно, то есть не отмечаясь в префектуре, с поддельными продовольственными карточками, без возможности для родителей найти работу, а для Виолетты — записаться в лицей. Они живут, тратя сбережения, продают отрезы тканей, которые отец забрал с собой из магазина в Гавре.
1 июля Виолетта возвращалась домой по улице Кабанис в лилльском районе Фив. Она была в кино, смотрела «Кровать под балдахином», фильм 1942 года Ролана Туаля с Жаном Маре, Фернаном Леду и Одетт Жуайе. (Пятьдесят лет спустя Виолетта, посмеиваясь, вспоминает, что герой Жана Маре был музыкантом. Сидел под арестом, и директор тюрьмы присваивал его музыку…) Следующий сеанс начинался в четыре часа дня.
Она доехала на трамвае до своей остановки, вышла и вдруг заметила, как шевельнулись занавески на окне кухни соседнего дома. Тревога переросла в панику, когда на звонок из дверей вышли двое мужчин в черных кожаных пальто и шляпах с мягкими полями. Виолетта все поняла и кинулась бежать, надеясь перехватить мать и предупредить ее о засаде. К несчастью, она даже ходить не очень любила, не то что бегать, и быстро выбилась из сил. Гестаповцы схватили ее — им не привыкать — и повели назад, в дом. Мать арестовали, и их повезли в гестапо, где уже находилась тетя Виолетты. Она некоторое время встречалась с одним скользким типом, спекулянтом и, как оказалось, коллаборационистом. Одновременность арестов не оставляла сомнений: их продали.
Много времени спустя Виолетта признается, что яростное желание отыскать доносчика и посчитаться с ним дало ей силы выжить в лагере. «Когда я сяду в тюрьму, приносите мне яблоки, а не апельсины», — часто говорила она подругам, совершенно вжившись в образ благородной мстительницы. Благодарение Богу — негодяя поймали и казнили FFI[19].
Отца, мать и дочь посадили вместе в камеру тюрьмы в Лоос-ле-Лилле. Виолетта даже предположить не могла, что следующие два года будет лишена личного пространства. Еду им давали несъедобную, изоляция внушала страх и тоску, а одна деталь выглядела чистым абсурдом или издевательством: каждый день под дверь подсовывали газету — совсем как в дорогом отеле… Виолетта прочитывала все, вплоть до самых коротких объявлений. Неделю спустя семью отправили в Брюссель, в тюрьму Сен-Жиль. Кормили там лучше и каждый день выводили на прогулку, где можно было украдкой обменяться знаками, а дней через двенадцать перевезли в лагерь в Малине[20]. Это был предпоследний этап путешествия к границам Европы, туда, где нацисты уже подготовили для них место встречи. Аушвиц.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
