class="p1">Дети так хорошо знают, как сложно взрослым говорить с ними о важном.
— Это секрет, да?
Коля выпрямился, крепче сжал детскую ладонь.
— Наш с тобой.
Музыка стала тише. На сцену вышел ведущий с красной папкой в руках. На экране появились огромные буквы «Международная олимпиада «Юный физик»», и Люба почувствовала, как от волнения у неё свело живот.
Диана, которая сидела рядом, тронула её за плечо и ободряюще улыбнулась.
— Волнительно, да?
Люба знала, что это неправильно, но не сдержалась и всё-таки ответила слишком грубо.
— Для меня — да.
Это неправильно, но никто не имеет права волноваться за её сына так же, как она.
Диана понимающе кивнула и посмотрела в программку мероприятия, которая лежала у неё на коленях.
— Сейчас будет речь профессора из Ассоциации, а потом награждение, — кивнула она.
Люба сделала глубокий вдох. Её никто этому не учил, но пару раз в больнице она видела, что Диана так делает. Дыхание, правда, очень помогало. На самом деле, Люба за многое была благодарна девушке на соседнем кресле, но говорить об этом вслух казалось унизительным.
Она взглянула на дианины руки и заметила лейкопластырь на указательном пальце.
Диана поймала её взгляд и, продолжая смотреть в программку, объяснила:
— Это наша профессиональная травма — мозоль на указательном пальце от ампул. Можно, конечно, делать это по-другому, но я привыкла открывать их голыми руками, и вот что из этого выходит.
Она потёрла лейкопластырь и снова посмотрела на Любу. В течение всех этих сложных нескольких лет Диана так и не научилась смотреть на неё по-другому — с осторожным, виноватым обвинением. По-другому не получалось, хоть Коля просил простить её и понять.
Диана могла понять всё, что угодно. Только не «оставление в опасности».
Люба закусила нижнюю губу. На сцене профессор начал свой долгий рассказ о преемственности поколений и об их общей любви к физике. Слева от неё Толя о чём-то шептался с отцом, и жизнь казалась Любе несуразной пародией на саму себя.
Телефон завибрировал, и она, судорожно нащупав его в сумке, отклонила вызов. Гриша звонил уже который раз за сутки, но она больше не хотела с ним разговаривать, ведь если и наказывать себя, то только так — самым жестоким образом. Запретить любить.
— А теперь имена победителей в каждой возрастной группе! — громко обьявил ведущий, и в зале раздались фанфары.
Люба вцепилась в подлокотники кресла, дотронулась до влажной ладошки сына.
— Ты волнуешься, что я не выиграю? — прошептал Толя.
— О нет, просто эти фанфары такие громкие, — театрально поморщилась Люба, махнув рукой в сторону сцены.
Быть родителем — это знать, как важно для ребёнка быть для нас любимым несмотря ни на что.
— ИТАК! Первая возрастная категория — 10–11 лет!
Коля взглянул на сына и подмигнул. Краем глаза он видел, как напряжённо Диана смотрит на сцену, сжав руки в кулаки, как она борется со своим ощущением причастности к его семье.
Он искал это в ней в день их знакомства, когда она зашла к нему в палату со стойкой, увешанной бутылками с лекарствами. Это стало заметным, когда она принесла ему выписку и пожелала удачи, не особо скрывая, что с трудом в это верит. Это стало жизненно необходимым, когда он нашёл её страницу ВКонтакте и написал, что ему всё-таки назначили курс химиотерапии.
В какой из этих моментов он в неё влюбился до сих пор было загадкой. Но Коля точно знал, что это любовь, потому что ему очень хотелось оберегать Диану. Именно по этой же причине уже второй год он всё отчаяннее пытался её оттолкнуть. А она всё оставалась и, стыдно признаваться, он безумно этому радовался.
Если бы не болезнь, сейчас, кажется, был бы самый счастливый период его жизни. По крайней мере, он бы позволил себе быть счастливым. Это уж точно.
— АНАТОЛИЙ НИКОЛАЕВИЧ ФИРСОВ! — вдруг обьявил ведущий, вскрыв конверт.
Люба ахнула, вскочила с кресла, столкнулась с улыбающейся Дианой и засмеялась в ответ.
— Победил, — выдохнула она. — Наш Толя победил!
Она обняла сына с такой силой, с такой любовью, будто бы никого и ничего в этом мире больше не существовало. Только она знала, как он заслужил эту победу. Только она!
— Прошу на сцену, молодой человек!
Коля хлопнул сына по руке, и Толя взглянул на него поверх маминых объятий. В его глазах искрился восторг, гордость, счастье всех маленьких мальчиков, которые мечтают стать великими физиками.
— Это тебе, — шепнул он, и Коля расслышал, понял его, и к горлу подступили слёзы, о существовании которых мы узнаём только с появлением детей. Слёзы, которые заставляют нас по-настоящему бороться.
— Спасибо, — прошептал он.
И вот Толя поднялся на сцену: их маленький человек в костюме и галстуке-бабочке. И Люба с Колей в это мгновение не знали ничего, что может говорить о любви больше, чем то, как трепетала их душа.
Толя осторожно взял диплом, гордо пожал руку пожилому профессору и принял от ведущего микрофон, чтобы сказать речь.
— Я не думал, что выиграю, — начал он и улыбнулся залу, — но всё равно надеялся.
Диана посмотрела в пол и незаметно вытерла слёзы.
— Задания были трудными, но я очень люблю физику. Это благодаря папе. Он сейчас болеет, поэтому ему важно, чтобы его любило как можно больше людей. Я думал, что если я выиграю эту олимпиаду, то вы тоже полюбите его, потому что это он научил меня физике. В школе нам её ещё не преподают.
Коля заметил, как люди в зале стали оборачиваться, искать его глазами. Люба тронула его за руку и прошептала:
— Ты сказал ему?
И в этом вопросе было больше отпущения, чем злости. Коля взглянул на Диану, которая сидела вполуоборота и, не отрывая взгляда, смотрела на сцену. Никто не умел говорить правду так, как это делала она.
Мужчина кивнул, и Люба с силой сжала его руку, которая лежала на подлокотнике.
— Почему ты не сказал мне, что он знает? — прошипела она.
Коля пожал плечами. Дотронулся до своей лысой головы и вдруг встал, вышел на лестницу и быстрым шагом подошёл к сцене. Взгляды всех были устремлены на него.
— Мой папа, — Толя передал микрофон ведущему и спустился к отцу.
Маленький смелый мальчик, которого порой невозможно понять, но так же невозможно не любить.
Коля присел на корточки, обнял его, уткнулся головой в русую макушку, которая пахла тёплым молоком. Прижал его к себе так сильно, будто бы не собирался больше никогда отпускать. Толя обхватил его шею своими тонкими
