лигура, который тебя продал?
Я молчала.
— Это мило. Как минимум, этот глупый рассказ позабавит господина.
Или вызовет интерес… И если управляющий действительно все расскажет — то сделает это нарочно.
— Господин не желает видеть тебя в своей постели.
Я не верила ушам. После всего? Не желает? Или главным развлечением было провести меня голой?
— Ты отправишься прислуживать в покои. Обычной комнатной рабыней.
Я смотрела в лицо управляющего, стараясь различить ложь. Просто не могла поверить, что мне так повезло.
— Вы смеетесь надо мной? Это жестоко, господин управляющий.
Огден изменился в лице. Помрачнел, подвижные тонкие губы сжались в прямую полосу:
— Как ты смеешь говорить мне подобное? Сомневаться в моих словах? Ты слишком дерзкая для рабыни.
Я опустила голову. Я забылась.
— К работе приступишь сегодня же.
Он поднялся, подошел вплотную и подцепил пальцем длинный золотистый локон:
— У тебя красивые волосы. Мягкие, как шелк, тонкие. Не то что проволока на головах вериек.
С каждым словом я холодела. Мне обрежут волосы. Как и положено рабам — по самый подбородок. Если я не наложница — длинные волосы мне не положены. Я никогда не была остриженной. Наверное, даже не смогу на себя смотреть. Но если это необходимая жертва…
Огден выпустил прядь:
— Готова? — Он помедлил. — Расстаться с волосами?
Я лишь опустила голову еще ниже. Ничего не отвечала.
— Кажется, я задал вопрос.
Я стиснула зубы:
— Режьте, господин управляющий.
Он цокнул языком:
— Сколько же лет понадобится, чтобы они отрасли вновь? Сколько?
Я пожала плечами.
Лучше бы все сделали без лишних предисловий. Единым махом. Чтобы место сомнений тут же заняли сожаления.
Огден вновь поддел мои волосы рукой, будто любовался:
— Думаю, разумно с этим повременить. Хозяйская воля переменчива. Может, господин еще пересмотрит свое решение. Жаль портить красоту.
Внутри все сжалось. Управляющий только что вселил надежду, и тут же ее отобрал.
Он махнул рукой где-то за своей головой:
— Собери в пучок. Аккуратно, чтобы не бросалось в глаза. И не смей плести косу, как господа.
Я кивнула, комкая ледяными пальцами платье. По пристальному взгляду управляющего поняла, что должна убрать волосы прямо сейчас. Кое-как скрутила в толстый жгут, замотала на затылке. Как могла, пригладила пальцами на макушке.
Огден удовлетворенно прикрыл глаза:
— Очень хорошо. Что ты умеешь делать?
Казалось бы, простой вопрос застал меня врасплох. Я не умела ничего. В доме Ника Сверта я жила как свободная имперка. Много читала. Даже прошла школьную программу, выучила несколько языков. Я мечтала учиться дальше, но мое положение этого не позволяло. Порой я подавала за столом, когда приходили важные гости. Тот же Валериан Тенал. Порой поддерживала беседу. После ужина часто читала Сверту и маме стихи Тила Моэнса. Они оба очень любили. Полюбила и я, многое знала наизусть. Когда у Ника Сверта были приступы мигрени, порой подолгу массировала ему виски. Он всегда говорил, что у меня волшебные руки, и ему становилось легче даже тогда, когда не помогали медикаменты.
Я не знала, что отвечать Огдену. Стояла и молчала.
— Ты умеешь делать хоть что-то?
— Я подавала чай, — я опустила голову, осознавая, как убого это звучит. — Я никогда не работала в доме.
— В досье написано, что ты закончила школьный курс.
— Да, господин управляющий.
Он повел бровями:
— Удивительно. — Огден вытянул губы, шумно выпуская воздух, и барабаня пальцами по столу. — Значит, будешь находиться в покоях и делать то, что велят. Подать, принести, налить вина. Не прикажут ничего — будешь стоять у стены до тех пор, пока не понадобишься.
Я кивнула:
— Да, господин управляющий.
Он поднялся из-за стола и коротко бросил, направляясь к двери:
— Иди за мной.
Я послушно засеменила следом. Мы поднимались и спускались по широким каменным ступеням, взлетали на платформе лифта. Шли широкими гулкими галереями, полными розоватого закатного света. Из огромных окон, составляющих почти монолитные стеклянные стены, виднелся темнеющий сад и чернильное небо, затянутое редкими серыми облаками. Я читала, что здесь четыре луны.
Сердце отчаянно билось в такт шагам, отдавалось в виски. Я видела колыхающиеся полы коричневой мантии, отражения в мраморе. Внезапная догадка заставила меня остановиться: Огден врет. Все его обещания — ложь. Может, так велел высокородный выродок? Чтобы поиздеваться?
Мы миновали несколько широких лестниц с узорными перилами и остановились перед инкрустированными сиурским перламутром распашными дверями. Я с ужасом уставилась на герб дома Мателлин. Дракон, простирающий крылья.
В горле мгновенно пересохло.
Его покои.
Глава 5
Я вошла, не ощущая ног.
В комнатах едва уловимо пахло табаком. Горький дымный запах. Ник Сверт тоже курил. Много и часто. Запах напомнил о доме, но стало почти невыносимо, будто кто-то самовольно присвоил мои воспоминания. Хорошие воспоминания.
Мы пересекли приемную, вошли в одну из комнат. Из растворенных окон открывался вид на почти почерневший в сумерках сад. Небо покрылось россыпью звезд. Крупных, ярких. Не таких, как на Белом Ациане, где напоминало скомканную тонкую вуаль.
Огден оглушительно хлопнул в ладоши:
— Сильвия!
Из смежной комнаты появилась осанистая широкоплечая вальдорка с шапочкой черных стриженых волос. Уже не молодая, серьезная. Склонила голову:
— К вашим услугам, господин управляющий.
Огден небрежно указал на меня:
— Новая комнатная рабыня. Господин пожелал видеть ее при себе.
Сильвия с пониманием кивнула, не сводя с меня черных, как жуки, глаз:
— Как прикажете, господин управляющий.
— Серьезной работы не поручать — она не обучена. Присмотрись, потом доложишь.
Вальдорка кивнула.
Огден повернулся ко мне:
— Сильвия — старшая комнатная рабыня. В мое отсутствие будешь слушаться ее и выполнять все, что она скажет.
Я кивнула:
— Да, господин управляющий.
