§ 11), Фридрих-Вильгельм III вмешался в дело с целью оказать поддержку еврейским ортодоксам, хранителям старого благочестия. Изданный по этому поводу королевский декрет 1823 года поражает резкостью тона: «Побуждаемый представлением одной части здешней (берлинской) еврейской общины, я вновь повелеваю, чтобы богослужение евреев совершалось только в здешней синагоге и по традиционному ритуалу, без малейших новшеств в языке, церемониях, молитвах и пении, совсем по старинному обычаю. Я вас (местную власть) обязываю иметь особое наблюдение за этим и нигде в моих государствах не допускать какой бы то ни было секты среди евреев». На основании этого приказа власти запрещали произносить проповеди в синагогах на немецком языке, который тогда стал обиходным среди немецких евреев. Конфирмация 13-летних по протестантскому образцу запрещалась, как «обычай, несвойственный иудейству». Так мудрое прусское правительство одной рукой тащило евреев в церковь, а другою укрепляло старые устои синагоги. Здесь не было противоречия, а была тупая последовательность реакции, которая по профессии охраняла старый быт, «древнее благочестие», во всей сфере своего влияния, ибо пуще всего боялась новаторства, движения, развития.
§ 5. Борьба за равноправие (Риссер)
Как во всей Германии, правительственная и общественная реакция в Пруссии свирепствовала с особенною силою в первую половину рассматриваемой эпохи, до 1830 года. С того момента, как свежие веяния июльской революции во Франции несколько очистили сгущенную политическую атмосферу Западной Европы, общественная реакция пошла на убыль. Общество пробуждалось, фантомы немецко-христианского государства тускнели; начиналось движение народов против враждебного им «священного союза» правительств, и медленно зрели силы для переворота 1848 года. Воспрянуло и немецкое еврейство. Явились новые борцы за право, смелые, гордые, сменившие ходатаев и смиренных апологетов предыдущей эпохи. На место Фридлендеров становились Риссеры. Рядом с «молодой Германией» стало молодое еврейство. В те годы, когда вождь «молодой Германии» Людвиг Берне бомбардировал немецкую Бастилию «Письмами из Парижа», вождь молодого еврейства Габриель Риссер ринулся в бой с реакцией за честь и свободу своего народа. Риссер сделался пророком эмансипации.
Уроженец Гамбурга, внук местного раввина-талмудиста[5], Габриель Риссер (1806—1863) при самом вступлении в общественную жизнь почувствовал всю тяжесть бесправия. Талантливый юрист, который мог занять видное место на академическом и судебном поприщах, он по окончании университета встретил преграду на своем пути в специальных законах о евреях: его не допустили ни в адвокатуру, ни на университетскую кафедру. Больно ударил бич рабства по свободной душе юноши, питомца немецкой школы, пропитанного лучшими идеалами европейской культуры. И на 24-м году жизни он дал себе Ганнибалову клятву: не успокоиться, пока не будет завоевано еврейское равноправие. Не допущенный в адвокатское сословие, он посвятил себя более высокому призванию: сделался адвокатом угнетенного народа. Риссер проложил новые пути борьбы за эмансипацию. Свои воззрения он изложил в двух первых своих сочинениях: «О положении последователей Моисеевой религии в Германии» (1830) и «Защита гражданского равноправия евреев против возражений д-ра Паулуса» (1831). В первой из этих брошюр Риссер призывает к борьбе с юдофобией во имя высших идеалов человечности, которые в конце концов должны одолеть реакцию христианско-немецкого государства. Он предлагает основывать везде союзы для достижения равноправия путем воздействия на правительства и на общественное мнение. Он резко осуждает материалистическое отношение значительной части еврейского общества к вопросу об эмансипации, карьерные крещения — эти «браки по расчету с церковью», в особенности же крещение малолетних детей родителями для обеспечения гражданских прав потомству; он клеймит презрением это трусливое бегство от еврейства, осажденного врагами. Риссер зовет молодежь к борьбе за свободу и справедливость. «К гражданской свободе должны неуклонно, словом и делом, стремиться все, кто болезненно чувствует ее отсутствие, в особенности мы, младшие сыны века, которого дыхание — свобода... Вера в могущество и конечную победу справедливости и добра — это наш мессианский идеал. Будемте же крепко его держаться!»
Свое отношение к еврейскому национальному вопросу Риссер высказал в ответе гейдельбергскому теологу Паулусу (§ 2), который в 1830 г. возобновил свою атаку против еврейства в книге «Еврейская национальная обособленность», посвященной «правительствам и земским собраниям всех государств Германии». Паулус доказывал, что, пока евреи будут придерживаться своих религиозных законов, которые в то же время суть законы национальные, они, как обособленная нация, не могут быть «государственными гражданами», а лишь терпимыми на особых условиях (Schutzbürger). На это Риссер ответил названной выше страстной филиппикой, посвященной «законодательным учреждениям Германии». Еврейский вопрос, по его мнению, есть исключительно вопрос свободы совести, совести, права исповедовать свою религию, не надевая маску чужой, господствующей. Конечно, нельзя быть членом двух наций, гражданином двух государств. «Но где же то другое государство (вне Германии), по отношению к которому мы имеем известные обязанности? Где другое отечество, призывающее нас на свою защиту? Укорять нас в том, что наши отдаленные предки переселились сюда, бесчеловечно и бессмысленно. Мы не переселившиеся, а сроднившиеся (wir sind nicht eingewandert, wir sind eingeboren) и как таковые мы не имеем претензии на какое-нибудь другое отечество: или мы немцы, или же мы вовсе лишены родины». Риссер с негодованием отвергает предложенную Паулусом «гарантию» онемечевания: крещение. «Есть лишь одно крещение, посвящающее в национальность, — восклицает он, — крещение кровью в общей борьбе за свободу отечества». Апофеозом германизма кончается книга Риссера: «Мощные звуки немецкой речи, песни немецких поэтов зажгли и питали в нашей груди священный огонь свободы; веяние свободы, носившееся над немецкими полями, пробудило наши сонные грезы... Мы хотим принадлежать немецкому отечеству. Оно может и должно требовать от нас все, что оно вправе требовать от своих граждан. Охотно мы будем всем жертвовать, только не верою и верностью, не правдою и честью, ибо герои и мудрецы Германии не учили нас сделаться немцами путем таких жертв» ... Так Риссер, осуждая корыстные формы ассимиляции, прославлял ее в культурных ее проявлениях, не подозревая, что бескорыстная, идеалистическая ассимиляция не менее опасна для еврейства, чем продажная, обмениваемая на равноправие. Позже ему пришлось вернуться к национальной проблеме и высказаться о ней еще определеннее.
Вскоре Риссеру представился случай выступить ратоборцем за права евреев в Пруссии. В начале 30-х годов прусское правительство носилось с новым проектом решения еврейского вопроса. Берлинский чиновник, тайный советник Штрекфус, обосновал этот проект в брошюре под названием «Об отношении евреев к христианским государствам» (1833). Новая идея сводилась к тому, чтобы разделить всех евреев на два разряда: «гражданами» признавать только богатых и образованных, да и тех с некоторыми ограничениями в гражданских правах; всех же прочих, особенно массу мелких торговцев, держать в положении «покровительствуемых» (Schutzjuden), orраничиваемых даже в элементарных правах.
