Заруба промолчал. Посмотрел на неё удивленно, с лесенки слез. По избе походил, половицами скрипя, в погреб залез, зачем-то. А потом выпустить попросил. И исчез.
Неделя прошла, другая. Нет слышно от туманника ничего – не стучится никто ночью, днем в лесу не ловит, чтобы полянку с ягодами показать, или травок всучить. Ну, иль поворчать из-за куста, это он тоже любил. После третьего раза Вея не пугалась уже, один раз шишкой туда запустив.
А это не Заруба оказался, а мишка молоденький. Тот же туманник и спас – только появился, и медвежонок, и мама его, из других кустов появившаяся, ушли. На хозяина леса никто не смел лапу поднимать.
Все слёзы уже были выплаканы. Жалеть ведьма и не думала, хорохорилась – ничего она ему плохого не сказала, а коль не люба, ну, что ж. Пусть и не люба. Пока косточки её не обгладывает – пусть хоть на порог плюёт.
Да вот только в груди все тяжелее и тяжелее было. Иногда думала, черт бы с ним, с вниманием его, с любовью. Увидеть бы ещё хоть разок. А потом уж и ничего не надо, хоть бы и съел, наконец. Хоть не мучиться больше.
Осень тоже начинала потихоньку белеть, покрываясь первым морозцем. Вея уже не косилась на дверь каждый вечер, знала, что не придёт он больше. За лето она и курями обзавелась, и льна сейчас побольше было. Каши, уже своей. Так что прожить-то проживет. И вечером дело есть – знай, сиди себе, нитку пряди, или настойку какую готовь.
Стук в дверь был настолько громким и неожиданным, что ведьма вздрогнула, разорвав тонкую нить под пальцами.
– Кого принесло?! – крикнула она удивленно, ушам не веря – кто стучаться будет, когда ночь уже опустилась? Разве что кто приезжий.
– Открывай уже, – дотронулся до неё знакомый голос, от которого мураши по спине побежали, и в груди так больно стало, и так сладко. Живой. Пришел.
Бросила Вея пряжу, к дверям побежала.
Заруба её в сторону подвинул, затащил в дом корягу какую-то крючковатую. Поставил у стены, рядом встал – гордый, аж приосанился, деревяшку свою корявую поглаживает.
– Ну? – подождал немного, и буркнул Заруба. Недовольно так, будто уже спросил что, а ведьма не ответила.
– Чего нужно-то? – растерялась Вея, с туманника на корягу взгляд переводя. Заруба нахмурился, по коряге рукой хлопнул, пояснил, как для несмышлёной:
– Что, не видишь? Прялку тебе принес, сам резал! Женой-то мне будешь?
Пригляделась ведьма, а это и правда прялка. Хорошая, ножная, страшная только – жуть.
Смех её пробил. Женихаться он пришел, как надо прям – молодой невесте сам подарок вырезал. Не знал только, что невеста та ему и без подарков рада была бы.
– Дурак ты, хоть и нечисть, – рассмеялась. Подошла и в щеку клюнула робко. – Буду. Коль возьмешь.
У нечисти да ведьмы свадебок-то не бывает, но тем и без неё счастье было.
Слухи ходят, что только матушка у Веи недовольна была, веником дочь вокруг колодца гоняла, да только это уже совсем другая история…
