Тугусава требует, указывая на зарю, чуть заалевшую, и на группу около Келеи. Верховный соглашается с решимостью отчаяния. Тугусава выступает, как опьяненный, и кричит, переходя в исступление).
Братья! Осквернен храм! Осквернено священство!.. Братья, святотатец погиб, но этого мало! Крови искупительной, крови. Крови Келеи, крови Ке-леи!..
(Среди толпы волнение. Ученики и группа богомольцев, стоявших у трупа Монасуры, озираются в страхе. Ученик трусливо отбегает, за ним бегут богомольцы.)
На жертвенник крови! Крови Келеи на жертвенник!
(Гул в толпе, отхлынувшей назад. Келеа лежит неподвижно, обнимая труп. Тугусава жрецам.)
Берите ее, пока бог не увидел святотатства! Берите ее, пока не взошло его Светлое Око!
(Жрецы бросаются к Верховному. Тот выпрямляется во весь рост и, подняв нож, указывает им на Келею.)
Жрецы (бросаются к Келее).
Исполним волю Верховного… Слава Светлому, слава!..
(Народ молчит, окаменев. Жрецы подымают Келею и бесчувственную влекут к жертвеннику, у которого заслоняют ее от зрителей. Сильнее розовеет небо – вот-вот покажется солнце. Пауза. Перелом в толпе еще не обозначился. Она молчит подавленная.)
Крик женщин из толпы (он, как, тонкий бич, прорезывает воздух).
Смерть! Смерть окаянной! Смерть!..
(Гул, будто ворчание зверя.)
Отдельные возгласы.
Смерть!.. Смерть!..
(Гул.)
Жрецы (бешено).
Крови священной!
О, крови!
(Гудит тупая подземельная музыка.)
Толпа.
Эу! Эу!
Крови священной! О, крови!
Эу! Эу!
(Дымит жертвенник, и его пламя вспыхивает ярче.)
Верховный жрец (с экстазом).
Святой, Лучезарный! Крови прими необычной! О, сжалься, Пресветлый! О, сжалься!
Толпа.
Свят, свят Лучезарный, свято имя его!
(Показывается край солнца. Толпа в бешеной радости.)
Эу! Эу!
Внял, Лучезарный, внял!
Эу! Эу!
Верховный жрец
(подымает нож. Крики стихают, но народ, гудит, как улей).
Жертвы Великому,
Жертвы!
Пламенеет пусть кровь,
Как алые зори,
И дымится росой
Перед ликом Господа!..
(Среди жрецов и жриц движение – Келею подводят.)
Гремите, кимвалы и трубы!..
(Гремит музыка. На мгновение из-за жрецов показывается бледное лицо Келеи. Глаза ее горят безумием веры, она кричит вдохновенно, но ее не слышно. Она прекрасна в своем экстазе. Мгновение – и ее заслоняют. Она у жертвенника. Подымаются молитвенно руки жриц. Толпа, волнуясь, кипит, как черви. Верховный жрец взмахивает ножом. Гудит музыка.)
Рев ринувшейся толпы.
Эу! Эу!..
ЗАНАВЕС.
Тэффи
Полдень Дзохары*
Легенда Вавилона
Федору Сологубу посвящается
ПРОЛОГ
На сцене должно быть темно. Опущен черный занавес. Перед ним смутно видны очертания жертвенника; лиловатый огонь на нем и дым, поднимающийся кверху. Высоко над жертвенником огненный знак богини Иштар – треугольник, увенчанный кругом. По обе стороны жертвенника черные фигуры, недвижные, неясные, в покрывалах. И слышен гимн Иштар. Говорят его речитативом, то один голос, то несколько, все тише и тише.
– Иштар! Иштар великая!
– Иштар Арбелы властвующая и Ниневии покоряющая.
– Иштар Зербанита томящая!
– Ты одна с нами!
– Одна будь с нами!
– Для нас сошедшая в черные сады смерти, для нас добывшая живую воду!
– Как рабыня пошла она обнаженная без венца и без пояса.
– Будь с нами.
– В огонь огней твоих бросила я своих детей…
– И я!
– И я!
– И мы!
– Разрушен храм твой в Ниневии, но храм твой вечен в душе моей. Тебе служу я!
– И я!
– И я!
– И мы!
– Молим тебя! Как лань!
– Как стонущий тростник!
– Как голубь, как голубь!
– В черных далеких веках, ушедших и грядущих, угасших и пылающих зовут тебя голоса наши.
– Как голубь!
– Как лань!
– Как стонущий тростник!
– Иштар! Иштар!
– Сокрыты лица наши и голоса наши глохнут в далекой вечности.
– Иштар! Иштар! Ты слышишь ли нас?
(Голоса чуть слышны.)
– Молим тебя!
– Как лань!
– Как стонущий тростник!..
Темно.
Подымается занавес.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Шаммурамат – царица Вавилона.
Гимиар – царевич Сабейский.
Зебиба, Аторага, Дауке – рабыни.
Амелсар – тартан.
Слепой Халдей – жрец.
Жрицы богини Иштар.
Жрецы, заклинатели, рабы, рабыни, народ и воины.
Покой во дворце Шаммурамат. Темные стены, на них тускло блестит позолота. Павлиньи опахала колеблются над троном. У ступеней его два крылатых быка с человечьими головами в высоких тиарах. Над изголовьем золотой дракон Тиамат. В глубине покоя большое квадратное окно, завешенное тяжелой тканью. Направо ступени, а за ними темная завеса, отделяющая другой покой. Налево своды, на которых высечены знаки Иштар и крылатые звери. Мерцают факелы, дымно курятся ароматы в высоких чашах. Толпою стоят женщины. Лица их повернуты к колоннам, смуглые руки протянуты, они ждут кого-то. Говорят.
– Как побледнело лицо ее! Как лунная заря стало оно бледным!
– Нет! нет! Оно почернело. Как опаленные зноем пустыни листья алоя почернело оно, и волосы ее шелестят, как сухая трава.
– И вот третий день сражаются они и не могут одолеть Арея.
– И не могут взять Арея, сына Арама!
– Привезут его на белом верблюде под золотым опахалом и царствовать будет над нами Арей.
– Нет! Нет! Кровью утолит! Холодной и темной кровью утолит она свое сердце!
– Царица! Царица!
– Царица!
Входит Шаммурамат. Все склоняются перед нею. Медленно идет к трону, говорит, тоскуя.
Шаммурамат. Арей! Арей!.. И еще отдам я богине длинные косы мои. Вот расчешут рабыни кудри мои и сладкой аравийской миррой обольют их и темными совьют их змеями. Отрежут рабыни косы мои. Иштар! Иштар! На твой жертвенник брошу я их, благоуханные. И ты дашь мне ночи темные и длинные, как длинны и темны пряди волос моих. Для утехи любви моей эти ночи! Иштар! Иш-тар! И еще отдам я богине красоту мою. Обнаженная буду я плясать с бубном перед храмом твоим. Вот возьмут рабы свирели свои, и настроят рабыни лютни, и увидят пришельцы, как пляшет царица во славу твою! И я возьму любовь их и на твой жертвенник брошу ее! Иштар! Иштар!
Аторага (склоняется к ногам ее). Знает сердце мое. Счастлива будешь ты, царица!
Зебиба. Будешь ты счастлива Ареем, супругом своим!
Входят жрецы, халдеи; на них высокие шапки и длинные белые одеяния; поднимают руки и, приложив большие пальцы к вискам, раскрывают другие по два вместе. Говорят.
– Великую Шаммурамат, царицу Вавилона, приветствуем!
Первый Халдей. Царица! Два дня и две ночи гадали волхвы твои и ничего не узнали. Наблюдали мекасшефимы за полетом облаков и очертанием их. Рассматривали коцемимы внутренности жертв. Следили обы за извивами змей и свистом жала их. Но, великий, не дал им знака Меродах, и слепы остались глаза разумения их.
Второй Халдей. Две ночи стоял я на башне Ваалзиде и за звездою души твоей,
