— Когда на кону жизни тысяч людей, — продолжил инквизитор.
Стоун открыл ящик стола и достал оттуда толстую папку с бумагами, через миг на стол передо мной легли фото. Да уж, такими только перед сном и любоваться. Я с ужасом узнала того несчастного утопленника, обнаруженного в парке утром.
— Сэм Харди, — пояснил Стоун. — До ужаса боялся воды. Напился в одном из баров, заснул и… утонул.
— В супе? — предположила я.
— В море. — холодно отчеканил инквизитор. — В его легких нашли следы соленой морской воды. Работники бара от страха вынесли тело этого бедолаги к пруду, желая отвести от себя лишние пересуды.
— Хотите сказать, что он уснул в баре и утонул?
— Именно. И таких смертей уже несколько.
— Все утонули?
— Причины смертей разные. — вздохнул Стоун. — Но общее то, что умерли эти люди от тех кошмаров, что мучили их во снах. От своих потаенных страхов.
— Тоесть они умерли во сне?
— Вы неимоверно сообразительны, — полным издевки тоном заявили мне. — Думаю, мы сработаемся.
— Тоесть где-то в городе уже бродит псих с даром призрачного мага и вам нужен еще один, чтобы его найти, — откладывая папку с занимательными картинками заявила призрачная ведьма с клеймом на спине.
— Нет мисс, — от ухмылки Стоуна мне стало совсем тошно. — Всех психов с даром призрачной магии инквизиция знает в лицо и по именам. А то, что случилось с этим господином сделал кто-то, кто магией не обладает вовсе.
— В смысле?
— Это сделал тот, кто обладает неким магическим предметом, от того отследить его по ауре не возможно. Мы уже несколько месяцев пытаемся найти эту тварь. Мы не знаем откуда у него такой мощный артефакт и что это вообще такое. Ситуация такова, что кто-то убивает людей используя их страхи и ночные кошмары. Это обычный человек с магическим артефактом такой силы, что количество трупов я даже не берусь прогнозировать.
Теперь хохотать настал мой черед. Вот оно! Вот что это за игра!
— И артефакт такой ценности, что инквизиция желала бы получить его для себя. Ведь тогда не нужно использовать редких магов- призрачников. В сны сможет ходить кто угодно. Идеально для шпионажа. Да, согласна, при таком раскладе плевать на конвенции.
— Одним из убитых оказался посол соседней с нами державы, — бесцветным тоном добавил Стоун.
— Это которой? — спросила я, просто так, из вежливости.
— Той самой, которая пару лет как подписала с нами перемирие, а до этого пять лет бомбила приграничные города, — охотно подсказала инквизиция.
— Полагаю они обиделись.
— Очень и могут обидеться еще сильнее. Вам мало калек вернувшихся с фронта?
Я прикусила нижнюю губу, продолжая судорожно соображать, как вырваться из этой западни. Мне жаль людей, не хочется новых жертв, но еще меньше мне хочется стать заложницей тех, у кого о морали довольно размытые понятия. Меня выбрали для чего-то, за мной наблюдали все это время. Так что скорее всего отказаться не дадут. От чувства обреченности в желудке словно узел завязался. Я устало взглянула на Стоуна:
— Но мой дар был запечатан с самого начала. Неужели вы не нашли никого опытнее?
— Из всех живущих в стране призрачных магов, вы сохранили дар полностью после наложения печати и сохранили здравый рассудок. Другие либо не достаточно сильны либо…
Я криво усмехнулась. Это да, дар у каждого просыпается в разном возрасте. И если у детей лишение дара протекает почти безболезненно, то тот кто успел насладиться силой переносит его лишение очень тяжело. После запрещения использовать призрачников в политике и сыске всех их запечатали. А после детей с таким даром рождалось все меньше. Ведь даже у магов рождение ребенка с даром это лотерея. Призрачная магия медленно умирала, и без того редкая, она все реже просыпалась в крови новорожденных. А тех, что родились сажали «на карандаш» и не допускали ни к одному серьезному занятию.
Нас так боялись, что решили запечатывать дар с младенчества. После поняли, что не стоит это делать пока дар не пробудится. Сколько умерло младенцев одним Богам известно. Пока ребенок только начинал жить, его сила дремала, медленно пробуждаясь и подпитываясь из внешнего мира. Перекрытие таких каналов в раннем детстве вело к неминуемой смерти ребенка. Но призрачников боялись настолько, что шли на любые риски. О да, ведь это тот маг для которого нет границ и следить за ним сложнее чем сторожить воздух. Он может творить что угодно и быть где угодно, блуждая из сна в сон. И даже если его принудили работать на правительство никто не был уверен, что он не служит еще кому- то. Легче запечатать и подписать конвенцию про неиспользование.
От смерти меня спасла всего одна бумажка, подписанная за пару месяцев до моего рождения. Смешной свод законов, согласно которому любой маг рожденный с темным даром не подлежал клеймлению до вступления в полную силу. Мага запечатывали, связывая его дар специальным заклинанием в тот день, когда его сила пробуждалась. Моя сила проснулась в пятнадцать лет, когда я уже и не ждала, что стану темной. Порой люди носят дар в себе, не обладая магией. Таких называют сосудами. Сила может дремать не в одном «сосуде», пока не проснется в одном из представителей рода.
Когда пробудилась моя сила, это стало крахом всех надежд и чаяний. Но я выстояла, смогла начать все сначала.
— А если я откажусь? — собственный голос показался мне чужим и далеким.
— Я предлагаю вам вернуть контроль над даром, снова подал голос Стоун. — Не так уж и мало.
— И за это вы попросите плату, — вздохнула я. — и тоже не малую.
Хотелось плакать. От собственной беспомощности, как тогда в детстве, когда на моей спине выжигали печать, лишившую дара и заперев меня внутри собственных снов.
— Виктория, — в голосе Стоуна проскользнула какая-то странная интонация, — я понимаю, что вам тяжело и вы чувствуете себя загнанной в угол, но…
— Ничерта вы не понимаете в том, что я чувствую! — меня все же прорвало, глаза защипало и я испугалась, что действительно разревусь прямо в кабинете.
Нельзя! Этим показывать свою слабость смертельно опасно. Моя жизнь, моя судьба, мой дар в их руках. Теперь вот и свобода… Ненавижу!
— Отказаться вам не позволят, — голос Стоуна опять стал холоднее стали. — Ваши способности нужны инквизиции.
— Запрете или выходить мне все же разрешат?
— Вам придется сменить квартиру. — бесстрастно глядя мне в глаза, заявил Стоун. — Сюда вас привезли под видом срочной проверки, более в офис вам являться не нужно. Да и в ваших интересах перейти под защиту нашего ведомства. Боюсь, ставки слишком высоки и в охоту за артефактом ввяжутся спецслужбы других государств. Будьте благоразумны.
Я тихо хихикнула, сжав в руках мундштук. Тонкое дерево треснуло и рассыпалось под пальцами, больно уколов руки сквозь перчатки. Почему? Вот за что? Сколько еще они будут приходить и ломать мою жизнь раз за разом? Сколько еще я буду платить за свой дар? Одна слезинка все же сорвалась с ресниц, прочертив дорожку на напудренной щеке. Стоун вздохнул и подался ко мне, опираясь руками о стол. Губы шевельнулись, словно мужчина хотел что-то сказать и не решился. В его взгляде мелькнуло что-то странное. Сострадание? Мне многое мерещиться в последнее время. Откуда у инквизитора сострадание к ведьме.
