Священник взглянул на меня, встревоженно нахмурившись, и спросил, понизив голос:
– Может быть, тебя принудили к этому, дорогая? Если это так, ты должна сказать мне. Тебя не станут винить, если все произошло помимо твоей воли, под давлением амбициозного молодого человека и вопреки твоим убеждениям. – С сочувственным видом он коснулся кончиками пальцев моей щеки. – Что, так и было?
Я задумалась насчет нашей свадьбы. Там не было и тени какого-то принуждения. Я стала его невестой по собственному желанию.
– Нет, отче. Никакого принуждения не было. И ему не нужно было меня заставлять.
– А что ты сказала тому молодому человеку?
Я вернулась в своих воспоминаниях на полгода назад и повторила со всей точностью, на какую была способна, все то, что сказала Томасу и что он сказал мне.
– Ах!.. – только и смог произнести отец Освальд.
– Ведь тут все по закону, правда, отче? – нетерпеливо спросила его я, когда он, растерянный, задумался и еще больше нахмурился.
В ответ он смущенно покраснел.
– Вполне может быть. Но… – Священник, ненадолго замешкавшись, добавил уже более бодрым тоном: – Но, конечно, для настоящей законности нужно учитывать еще один вопрос. Вопрос консумации, доведения обряда до конца и реального вступления в супружеские отношения. Без этого, дитя мое, не может быть никакой свадьбы, независимо от того, какие клятвы были произнесены.
Глядя в его глаза, я не заметила в них какого-то смущения.
– Наше обручение было доведено до конца.
– Ты в этом уверена? Ты еще слишком юная для замужества. – Щеки его залились стыдливым румянцем. – Ты просто еще не можешь вполне представить себе, что это такое…
– Нет, отче. Я уверена. Я хорошо знаю, что требуется для консумации, и это намного больше, чем беглый поцелуй. И я уже нахожусь в брачном возрасте.
Отец Освальд заволновался и принялся так неистово теребить свое перо, что оно вскоре пришло в негодность. Он им так ничего и не записал.
– Даже если это так, твоей матери это очень не понравится. По многим причинам. – Он украдкой взглянул через плечо туда, где моя мать с дядей вели тяжелый разговор со смущенной графиней Солсбери; Уилл стоял рядом со скучающим видом. – И где он сейчас, тот самый молодой человек?
– Воюет где-то в Европе. Насколько я знаю.
Священника немного попустило, и он уже не выглядел таким напуганным.
– И все шесть месяцев ты ничего о нем не слышала?
– Ничего, отче.
– Тогда вполне может статься, что…
Я не собиралась гадать, о чем он подумал. Шесть месяцев молчания от человека, участвующего в военных действиях, могло означать все, что угодно. Я гнала от себя эти невеселые мысли, хотя в последнее время они посещали меня все чаще и чаще.
– Сэр Томас заверил меня, что наши с ним клятвы соединили нас. – Это было все, что я могла сказать. – Он заверил меня, что теперь я его жена.
– Боюсь, что я должен с ним согласиться. – Священник горестно вздохнул и, взяв меня за руку, повел обратно к мрачной компании, которая тем временем уже допивала свое вино.
– Ну и?.. – Моя мать первой повернулась нам навстречу, всем своим видом ожидая – и даже требуя – опровержения моих слов.
– Она говорит правду, миледи, – произнес отец Освальд со всей ответственностью полномочного представителя церкви Святой Богородицы. – Они с тем молодым рыцарем действительно женаты. Не тем способом, который порадовал бы нашего Отца Небесного, однако это законный союз. Полагаю, что именно таковым его признает любой суд.
– Я не верю этому.
– Тем не менее это так, миледи. – Священник был горд блеснуть собственной эрудицией, с важным видом вставив для убедительности фразу на латыни: – Это обручение per verba de praesenti[3]. – Он нервничал, но был настойчив, уверенный в своих знаниях церковных законов. – Молодые люди заявили о своих намерениях. В настоящем времени, как видно из определения, и перед свидетелями. Мне жаль, но это законный союз. – Он повернулся ко мне: – Кто ваши свидетели, госпожа Джоанна? Вы нам так и не сказали.
– Бог с ними, со свидетелями. А как насчет консумации? – Мой дядя Уэйк никогда не отличался особой щепетильностью.
– По собственным словам вашей племянницы, консумация имела место.
– Но ее можно аннулировать.
– Нет, милорд, нельзя. – Отец Освальд был непреклонен и наслаждался моментом, когда он мог продемонстрировать компетентность. – Обряд обручения был завершен. Они совершили его по доброй воле и без принуждения. Просто аннулировать его уже нельзя, даже несмотря на юный возраст леди. К сожалению, консумация делает клятву обязывающей вдвойне. Если бы этого между ними не произошло, тогда можно было бы говорить об аннулировании. А так, милорд, по словам присутствующей здесь леди…
Наступила тишина, показавшаяся еще более оглушительной, чем после моего первого скандального заявления.
Мое запястье из мягкой ладони священника мгновенно перекочевало в руку моей буквально кипевшей от ярости матери, которая вцепилась в него мертвой хваткой.
– Я исправлю эту ситуацию, – заявила она, обводя комнату устрашающим взглядом. – Наши договоренности относительно союза с Солсбери никоим образом не отменяются. Я предлагаю не обсуждать этот вопрос ни с кем, пока все не уладится, так или иначе. – Глаза ее, вспыхнув зловещим огоньком, остановились на Уилле, которого заметно распирало желание рассказать об этом всем и вся. – Было бы разумно не допустить, чтобы эта новость дошла до посторонних ушей. А теперь, госпожа Джоанна…
Вывели меня из комнаты гораздо менее деликатно, чем привели.
Перед тем как за нами закрылась дверь, я оглянулась через плечо и заметила, что выражение озлобленности и скуки слетело с лица Уилла. Теперь на нем появилось даже что-то вроде сочувствия. Но мне от этого было не легче. Мне предстояло испытать на себе гнев моей матери, хотя я с самого начала знала, что так оно и будет. В этот миг я пожалела, что не призналась ей сразу, как только это случилось. Я тогда решила иначе, потому что мне виделось, что я сделаю все сама, по своей инициативе, подобрав удобный момент, более ответственно, когда рядом со мной будет мой муж, который защитит меня и сгладит всякие неприятные нюансы. А если и не рядом со мной, то где-то не так далеко, в одной стране, по крайней мере. Теперь же я была совсем одна, пока Томас Холланд орудовал мечом и копьем против язычников в Литве на стороне тевтонских рыцарей, даже понятия не имея о последствиях нашего добровольного союза для меня здесь, в Англии. Томас был явно не из тех, кто писал или читал письма.
Поэтому мне предстояло принять на себя весь гнев и ярость своей взбешенной матери в одиночестве.
