Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
– Привет, Сьюз, что-то вид у тебя прихорканный. Что, устраиваешься как дома? – поинтересовался он.
– У меня на это столько же прав, сколько и у тебя.
– Обидки, обидки… Я же не сказал, что у тебя нет прав!
Я подошла к чайнику, снова довела воду до кипения и заварила себе мятного чая.
– Эдвард, мы должны кое-что обговорить. Наедине.
– Мне слинять? – осведомился Роб.
– Нет, ты прекрасно можешь стоять, где стоишь. Я пока ни во что серьезное не ввязываюсь. Завтра у нас похороны, Сьюз. Мы должны сосредоточиться на этом, а не повторять зады…
– У меня нет намерения повторять никакие зады. Я говорю о мамином завещании и приведении в порядок ее дел.
– Ну это точно может подождать до окончания похорон! Ничего не стану обсуждать, пока тело не упокоится в могиле…
– Ее кремируют, Эдвард.
– Мне кажется, Эдвард говорил метафорически, – с готовностью вставил Роб. Мой брат фыркнул смехом. Роб неуклюже двинулся по кухне, шумно вынимая вещи из ящиков и шкафчиков. Я нашла столь откровенно фамильярное обращение с вещами моей матери оскорбительным. – Я начну, не то мы до ночи не поедим, – пояснил он.
– Роб готовит нам балти[2] со шпинатом. Он вегетарианец и из своих странствий привез пару отличных рецептов.
– Прекрасно, однако я в данный момент не ем карри, поэтому с сожалением сообщаю – я вам компании не составлю. Позже я сделаю себе тостов. Надеюсь, хлеб в доме есть?
– У нас здесь совершенно домашняя обстановка, чтоб ты знала.
– Кстати, как тебе в голову пришло курить в маминой гостиной и оставлять пивные банки на кофейном столике? Когда я приехала, дом походил на ночлежку!
– Ну мамы уже нет, не правда ли? Значит, я буду жить по моим правилам. А согласно моим правилам, курение в доме разрешается. Но насчет беспорядка согласен, я тоже предпочитаю порядок. Непременно сделаю Робу внушение. – Он подмигнул приятелю, который усмехнулся и отвернулся.
– Эдвард, в тебе нет понятий о приличиях, – с отвращением бросила я. – И никогда не было. Наш разговор не закончен.
Я взяла чай и вышла из кухни.
– До скорого, – сказал мне вслед Эдвард.
В тот вечер я никоим образом не могла присоединиться к этим тру-ля-ля и тра-ля-ля. Численный перевес был не на моей стороне, и мой братец с приятелем, наверное, немало веселились, видя меня в столь незавидном положении. Я даже подумала собрать вещи и переехать в гостиницу, но это сыграло бы на руку Эдварду, поэтому я осталась в своей комнате повторять речь для завтрашней панихиды и составлять список вопросов, которые намеревалась обсудить с моим братом. Завтрашний день обещал быть утомительным, особенно с учетом моего состояния, и у меня не было желания растравлять себя из-за инфантильного поведения двоих вроде бы взрослых мужчин.
4
Сказать, что похороны прошли не как я планировала, стало бы колоссальной недооценкой, однако попрошу вас учесть, что в последнее время я сама не своя по ряду причин, некоторые из которых вам уже известны, а о других вы можете догадаться. По крайней мере, у меня есть уважительное объяснение тому, что случилось. В отличие от Эдварда, проснулась я нехарактерно для себя поздно – в девять тридцать, когда до приезда машин похоронного кортежа оставалось меньше получаса. Борясь с подступающей тошнотой, я спешно оделась и провела расческой по волосам. Когда я спустилась, Эдвард и Роб уже были в кухне. Мой братец сидел за столом, вольготно вытянув ноги и скрестив руки на груди. Я с удовлетворением отметила, что и он, и Роб побрились, однако это была единственная приятная перемена во внешности Эдварда. Если Роб непонятно откуда все же добыл темный костюм, пусть и мятый, мой брат так и сидел в черных джинсах, черной рубашке с галстуком из обувного шнурка с металлическими наконечниками и черных ковбойских сапогах. Рукава рубашки были закатаны, выставляя на обозрение целую галерею татуировок. Не сдержавшись, я покачала головой. Роб, видимо, задался целью развлечь меня рассуждениями о том, что будут говорить на панихиде, но я ясно дала понять, что не готова участвовать в этом фарсе сердечности. Я налила стакан воды, сделала себе тост, ничем его не намазав, и села напротив Эдварда. Он поставил локти на стол и принялся часто-часто постукивать кончиками пальцев друг о дружку. Я впервые заметила в нем напряжение, будто гуттаперчево-эластичные черты Эдварда за ночь окостенели. Пока я жевала уголок моего тоста, мой брат вдруг вскочил, оттолкнув стул, подошел к посудомойке и достал оттуда тяжелый хрустальный бокал с толстым дном, который у матери обычно стоял в палисандровой горке; затем вынул из буфета ополовиненную бутыль виски, снова вернулся за стол, налил себе сверх всякой меры и залпом выпил.
– Еще кто будет? – спросил он, приподнимая бутылку за горлышко и с вызовом глядя на меня.
– О, от этого день и в самом деле пройдет как по маслу, – отозвалась я. – Собрался надраться и выставить себя идиотом?
– Может, надерусь, а может, и нет, я еще не решил. Это не твоего ума дело, Сьюз. Я справляюсь с этим по-своему, а ты давай по-твоему.
– Отчего же, это непосредственно касается меня. И ты, и я представители одной семьи, и ты обязан вести себя в приличной, подобающей манере.
– Какой еще, на хрен, семьи? – буркнул Эдвард, наливая себе виски.
– Ты бы так не спешил, приятель, – вмешался Роб. – Впереди долгий день.
– Все нормально, Роб, я знаю, что делаю. – Мой братец вынул из кармана потертого костюмного пиджака, висевшего на спинке стула, сигареты и зажигалку и взял со стола бокал: – Пойду курну. Сечешь, какой я деликатный, Сьюз?
Когда грохнула задняя дверь, Роб принялся воевать с галстуком, свисавшим двумя длинными концами ему на грудь.
– Ты с Эдом полегче, – попросил он. – Ему нелегко приходится.
– Значит, ты считаешь, что нелегко только ему?
– Просто в такой день вам обоим лучше, наверное, сохранять спокойствие и поддерживать друг друга.
– Чтобы мы с Эдвардом поддерживали друг друга?! Ты вообще что-нибудь знаешь о нашей семье?
Роб приподнял руки:
– Ладно, ладно, я всего лишь пытаюсь помочь. Я ходил на похороны с моей бывшей девушкой, Элисон, когда у нее умер дядя, так двое его братьев устроили драку на кулачках прямо на кладбище, едва гроб опустили в землю. Смерть в семье вскрывает старые обиды…
– Уверяю тебя, сегодня ничего подобного не произойдет. Не в моем характере затевать скандалы на людях…
Я не договорила, когда в дверь позвонили. Я пошла открывать. На пороге стоял представитель похоронного бюро мистер Роу с тщательно усвоенной миной профессиональной серьезности.
– Доброе утро, мисс Грин, – чинно поздоровался он. За его спиной я увидела два черных лимузина: катафалк, в котором стоял легкий деревянный гроб моей матери, и вторую машину для Эдварда и меня. Яркое утреннее солнце ослепительными бликами отражалось от гладкой, как масло, поверхности, заставляя щуриться. Поверх гроба лежал простой, но безупречного вкуса венок, который, как я поставила Эдварда в известность, заказан мною от нас двоих, однако сбоку топорщилась гигантская композиция из ядовито-розовых, как жвачка, гвоздик, составлявших слово «Мама». Это не могло быть ничем иным, кроме как намеренной провокацией со стороны моего брата. Даже он наверняка понимал, что это откровенно вульгарно, однако не смог отложить свою ребяческую неприязнь даже на день. Я, как вы уже заметили, не подвержена иррациональности, однако настоявшаяся жара конца лета, вид гроба, мысль о бледном окоченевшем теле матери, заключенном в деревянный ящик, подействовали на меня как неожиданный вопль над ухом: я покачнулась и схватилась за дверной косяк.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
