Он подвергнет Елену таким мукам, о существовании которых она даже не подозревала, и она умрет в изысканной агонии... от руки Дамона. Хвосты Шиничи в восторге задрожали от предвкушения. А пока пусть шутят и смеются. Месть вызревает со временем, а Дамона и правда нелегко контролировать, когда он в ярости.
В этом было больно признаваться, но его хвост — материальный, посередине, — болел, потому что Дамой позволил себе недопустимо жестокое обращение с животными. Когда Дамоном владели сильные чувства, Шиничи приходилось тратить все свои силы, чтобы держать его под контролем.
Но на празднике Дамон станет спокойным и мирным. Он будет доволен собой, потому что они с Еленой наверняка придумают какой-нибудь идиотский план, чтобы остановить Шиничи.
Вот тут-то и начнется настоящее веселье.
Перед тем как умереть, Елена станет восхитительной рабыней.
Когда китсунэ ушел, Дамон почувствовал, что может вести себя более естественно. Не выпуская из-под жесткого контроля разум Елены, он взял в руки чашку. Перед тем как дать ее содержимое Елене, он сделал глоток сам и выяснил, что вкус у снадобья разве что чуть менее тошнотворный, чем запах. Однако у Елены не было выбора, она ничего не могла сделать по своей воле, и мало-помалу количество жидкости уменьшалось.
А потом уменьшилось и количество крови у Дамона в жилах. Но Елена по-прежнему была без сознания и не могла ничего решать сама.
А потом она вдруг заснула, и Дамон не имел к этому никакого отношения.
Дамон беспокойно шагал по комнате. Воспоминания были похожи на обрывки сна, плавающего у него в голове. Вроде бы там была Елена, которая пыталась выпрыгнуть из «феррари», несущегося на скорости 100 километров в час, чтобы убежать... от кого?
От него?
Почему?
Как ни крути, нелучшее начало.
И это было все, что он помнил! Черт побери! Когда он пытался вспомнить, что произошло непосредственно перед этим, он натыкался на провал. Он сделал что- то плохое со Стефаном? Нет, Стефан тогда уже ушел. С ней был тот, другой парень, Мудд. И что произошло?
Черт, черт, черт! Надо было понять, что случилось, чтобы суметь объяснить все Елене, когда она проснется. Он хотел, чтобы Елена ему верила. Он и не хотел, чтобы она стала для него приключением с питьем крови на одну ночь. Он хотел, чтобы она сама выбрала его. Он хотел, чтобы она поняла, насколько лучше она подходит ему, чем его брату — бабе и тряпке.
Его Принцесса Тьмы. Вот для чего она создана. А он — ее король, ее супруг — как она сама пожелает. Когда она научится смотреть на мир более здраво, то поймет, что это не так уж важно. Важно только одно — они должны быть вместе.
Он посмотрел на ее тело, прикрытое легкой простыней, — бесстрастно — нет, с явственным чувством вины. Dio mio![5] — а если бы он ее не нашел? У него в голове сменялись картинки: вот так она задыхается среди ползучих растений... вот, спотыкаясь, идет вперед... вот лежит здесь бездыханной... вот целует его руку...
Дамон сел и ухватил пальцами переносицу. Почему она оказалась с ним в «феррари»? Она на что-то сердилась. Нет, не то слово. Точнее было бы сказать — она была в ярости, но одновременно она безумно боялась. Боялась его. Сейчас он уже мог увидеть мысленным взором, как она прыгает из несущейся машины, — но ничего из того, что было перед этим, он так и не вспомнил.
Он что, тронулся умом?
Что с ней сделали? Нет... Дамон усилием воли запретил себе задавать этот легкий вопрос и задал вопрос настоящий — что он с ней сделал? По глазам Елены, синим, с золотыми искорками, цвета лазурита, было легко читать, даже не прибегая к телепатии. Что... он... сделал с ней такого? Чем напутал ее настолько, что она предпочла выпрыгнуть из машины на полном ходу, лишь бы убежать от него?
Он поддразнивал того белокурого парня — Матта... Шматта — неважно. Они были втроем, и они с Еленой... Черт возьми! Отсюда и до того места, как он очнулся за рулем «феррари», в его памяти была зияющая пустота. Он помнил, как спас Бонни в доме у Кэролайн, помнил, как опоздал на встречу со Стефаном, которая была назначена на 4.44, но после этого память сохранила лишь какие-то обрывки. Шиничи, maledico[6]! Чертов лис! Он явно знал больше, чем рассказал Дамону.
Я всегда... был сильнее... своих врагов, подумал он. Я всегда... владел... ситуацией.
Тут он услышал негромкий звук и через мгновение оказался рядом с Еленой. Ее синие глаза были закрыты, но ресницы подрагивали. Начала просыпаться?
Он заставил себя приспустить простыню с ее плеча. Шиничи был прав. Было много запекшейся крови, но кровообращение стало более нормальным, он это чувствовал. Хотя было и что-то ужасно неправильное... Нет, он не поверил своим глазам.
Дамон едва удержался, чтобы не заорать от отчаяния. Этот чертов лис оставил ее с вывихнутым плечом.
Сегодня Дамону решительно не везло.
И что теперь? Звать Шиничи?
Исключено. Сегодня вечером он не сможет видеть лиса и не хотеть его прикончить.
Придется вправлять плечо самому. Обычно для такой работы нужны двое, но у него не было других вариантов.
По-прежнему держа разум Елены мертвой хваткой, так чтобы она ни в коем случае не проснулась, он приступил к мучительной процедуре — стал вытягивать плечевую кость еще сильнее, пока, наконец, не смог отпустить ее и услышать сладкое «шмяк», означавшее, что кость встала на место. Он выпустил ее руку. Голова Елены моталась из стороны в сторону, губы запеклись. Он налил еще немного волшебного чая Шиничи, обладающего способностью сращивать кости, в потертую чашку, потом, подхватив слева, бережно приподнял голову Елены и поднес чашку к ее губам. Наконец он дал ее сознанию немного воли; она начала поднимать правую руку и тут же уронила ее.
Дамон вздохнул и наклонил ее голову, держа чашку так, чтобы чай стекал ей в рот. Елена покорно глотала. Это напомнило ему о Бонни... но Бонни не была так ужасно изранена. Дамон знал, что он не может вернуть Елену ее друзьям в таком состоянии — от сорочки и джинсов остались одни клочки, и все тело было в засохшей крови.
Может быть, тут можно что-то сделать. Дамон подошел ко второй двери, ведущей из спальни, мысленно сказал «ванная — нормальная ванная», открыл замок и шагнул в дверной проем. Она оказалась в точности такой, как он ее себе представил, — белая, безупречно чистая, а на краю ванны лежит в ожидании гостей огромная стопка полотенец.
Дамон смочил одно из них теплой водой. Он уже усвоил, что раздевать Елену и класть ее в теплую воду лучше не стоит. Ей было нужно именно это, но, если кто-нибудь узнает, ее друзья вынут у него из груди бьющееся сердце и сделают из него шашлык. Ему даже думать об этом не надо было — он просто знал, и все.
