«Встаньте, государь, — сказал он насмешливо. — Вы и так уже здесь слишком задержались».
Через несколько часов король Ричард был доставлен к Леопольду и вручил герцогу свой меч. Герцог, который не мог забыть обид, нанесенных англичанами в Акре, велел отвести царственного пленника в замок Дюрнштейн на западном берегу Дуная, где ему и предстояло находиться под стражей.
Конечно, заточение короля Ричарда было грубым нарушением и тогдашних европейских законов, и Божьего мира. Ни один крестоносец не мог быть задержан, поскольку считался «слугой Господним». Обо всем этом Ричард напомнил тем, кто его заточил в замок. Но теперь король представлял собой, с их точки зрения, весьма ценный залог — и в политическом, и в торговом смысле. Император Священной Римской империи Генрих VI вскоре приказал своему вассалу Леопольду доставить короля к нему. На встрече в Вюрцбурге 14 февраля 1993 г. они договорились о цене сделки, и предприимчивый герцог, сумевший пленить Ричарда, получил шестьдесят тысяч фунтов серебра.
Генрих не любил Ричарда из-за того, что при нем Сицилия, бывшая провинция империи, досталась узурпатору Танкреду. К тому же император тоже был родичем маркиза Монферратского. Но это было еще не все. Император Генрих являлся традиционным противником папы — борьба между церковной и светской властью в Европе шла веками. В то время в Льеже был убит один архиепископ, и папа считал виновным в этом императора. Часть провинций империи были на стороне папы, а на севере эту ситуацию использовал мятежный Генрих Лев. Поэтому император Генрих счел пленение короля Ричарда чудом, совершившимся в его интересах. Он рассматривал английского короля как важного заложника в своей борьбе с Римом.
Вдобавок к этому германский император сообщил французскому королю Филиппу Августу приятную для него весть, что задержан король Ричард, «чье коварство и вероломство в Палестине известны всем и который доставил тебе столько бед и тревог». Однако император не сообщил, где именно содержится в заточении король Англии.
Король Филипп щедро одарил гонца, принесшего столь приятные новости, и немало посмеялся над обстоятельствами пленения Ричарда, который выдавай себя за кухонного слугу.
Весть о пленении короля Англии постепенно стала известна во всех европейских столицах. Его брат принц Джон обрадовался этому, пожалуй, не меньше Филиппа Августа. Он тут же отправился в Нормандию, объявил себя наследником брата и потребовал присяги от нормандских баронов, однако договориться с ними столь же быстро, как и с королем Франции, не удалось: бароны подтвердили свою верность законному правителю Англии.
Совсем иначе отнеслись к этим известиям в Риме. За то, что герцог Австрийский заточил царственного паломника и получил от императора Иудины сребреники за темную сделку, он был тут же отлучен от церкви. Папа Целестин III пригрозил той же карой императору Генриху, если тот не освободит английского короля. Филиппа Августа в Риме считали заведомым клятвопреступником — такое впечатление французский король произвел на папу восемнадцать месяцев назад, когда просил разрешения напасть на владения Ричарда. Если бы теперь французский король осмелился сделать хоть шаг к захвату земель Ричарда, он бы также был немедленно подвергнут анафеме.
Прошло несколько месяцев, но ничего не изменилось. Сторонники короля Англии обвиняли Рим в пассивности. Кто-то сочинил даже насмешливые стишки: «Что же благородный Рим так долго не обнажает свой священный меч? Что с ним случилось?» Не скрывали своего возмущения всем этим и нормандские епископы. Они вспоминали о примере Симона Петра, обнажившего в Гефсиманском саду меч против слуги первосвященника, дерзнувшего задержать Христа, и писали папе Целестину: «Это неправое деяние отвергается всеми существующими законами, порицается всеми людьми, возмущает провинции и заставляет нашу церковь воззвать: „Простри свою длань, всемилостивый отче, и обнажи меч апостола“».
Но понтифик оставил свой меч в ножнах. Он не был готов немедленно обнажить его против императора Священной Римской империи.
Глава 32
ПОСЛЕДНЕЕ СТРАНСТВИЕ
1. В Палестине
Как только Саладин узнал, что корабль английского короля наконец отплыл на родину, султан решил совершить паломничество в Мекку, чтобы возблагодарить Аллаха. Такое паломничество означало бы для него соблюдение верности последнему, пятому из столпов веры ислама, помимо молитвы, соблюдения рамадана, оказания милосердия и веры в единого Аллаха.
Для христианских паломников теперь была открыта дорога в храм Святого Гроба Господня, а разбойники-крестоносцы уже не могли помешать мусульманам совершить хадж в Мекку и Медину.
Но прежде султану следовало осмотреть свои новые владения. С небольшим отрядом личной гвардии Саладин проехал вдоль морского побережья. Больше всего его беспокоил Аскалон. Он послал туда сотню саперов, чтобы разрушить его укрепления. К ним должно было присоединиться для совместной разрушительной работы такое же количество инженеров короля Ричарда.
Объехав южные крепости, султан отправился в Иерусалим, в свою уединенную келью поблизости от улицы Долороза, чтобы заняться текущими государственными делами, административными и дипломатическими. Оставив на службе постоянное ядро армии, султан демобилизовал остальные войска, и военная работа теперь предстояла главным образом инженерам и строителям, которые должны были восстанавливать крепости и городские стены. Султан приказал также построить в Иерусалиме госпиталь и училище. Теперь он мог позволить себе некоторое время пожить неспешно, побыть в кругу семьи и пообщаться с подданными, которые смотрели на него с искренним восхищением.
В это же время сын султана Мелик-эз-Загер готовился покинуть Иерусалим, чтобы приступить к своим обязанностям владетеля Алеппо. Это был третий сын Саладина, прозванный «аль-Мушшамер», что значит «Я готов». (Так его прозвали потому, что эз-Загер, когда отец стал делить свои владения между старшими братьями, вдруг объявил: «И я готов!») Про себя султан уже решил, что девятнадцатилетний сын станет его преемником. Помолившись в мечети, принц попросил разрешения повидаться с отцом, чтобы проститься с ним. Оставшись с сыном наедине, Саладин пожелал ему здоровья и благополучия. Его слова были проникнуты заботой о жизни и судьбе будущего мусульманского государя.
«Вверяю тебя воле всемогущего Аллаха, — сказал Саладин. — Он — источник всего добра на земле. Выполняй волю Аллаха, ибо это — путь к миру. Опасайся напрасно проливать кровь, ибо тот, кто делает это, вызовет кровь в ответ на кровь. Начать это легко, остановить — очень трудно. Привлекай сердца своих подданных и заботься об их нуждах, ведь именно это ты должен делать, выполняя волю Аллаха и мой наказ. Старайся завоевать верность твоих эмиров, визирей и знати. Я достиг всего того, что у меня есть ныне, потому что завоевал привязанность моего народа добротой и заботой о людях. Будь честен с другими, ибо Аллах не простит бесчестности. Но Аллах прощает раскаявшихся в грехах, совершенных перед Ним, ибо Он милостив».
Тем временем на окраину Иерусалима прибыла первая партия христианских паломников. Они совершили трудное путешествие по равнине Рамлы, поскольку были безоружны, а из документов имели лишь охранную грамоту, выданную им в Акре. Главным среди них был Андрэ из Шовиньи, известный воин-монах из Клюни, один из видных участников осады Акры. Однако люди из группы, которая прибыла первой, заснули на лесной опушке и забыли предупредить мусульман о своем прибытии. Внезапное появление двух тысяч мусульманских воинов у городских стен явилось для них неприятной неожиданностью. Саладину сообщили о паломниках несколько командиров, любителей пускать в ход оружие. Они считали, что теперь представился случай отомстить за погибших сыновей и братьев, но султан утихомирил их. Он сказал: «Мы бы навсегда запятнали нашу честь, нарушив договор с королем Англии. Впредь и навеки после этого люди знали бы, что арабам доверять опасно».
