– Я на том свете? – спросила Тереза.
– Пока на этом, – ответил какой-то мужчина.
До нее с опозданием дошло, что она на главной площади, прямо перед остовом сожженной церкви. Подходили все новые жители деревни, но стоило Терезе повернуть голову в их сторону, как они отшатывались, подобно косяку рыб. Она привстала навстречу Олив, а та шагнула к ней и протянула руку, но Грегорио снова припечатал Терезу к стулу.
Хорхе помахал пистолетом перед толпой.
– Назад!
Но Олив не отошла.
– Что ты собираешься с ней делать? – крикнула она по-испански. – Говори, что ты собираешься с ней делать?
– Заткнись! – Хорхе подошел к грузовику и что-то достал с переднего сиденья. Вернувшись, он принялся не спеша кружить вокруг Терезы, уперев руки в бока, оценивая ее, принюхиваясь к ней, как какая-нибудь вдовушка к товару на рынке. Потом взял ее одной рукой за косу, а в другой сверкнули большие ножницы вроде секатора, которым садовник подравнивает кусты.
– Поступим по справедливости, – сказал он, зажимая косу в кулаке. – Я буду ее разматывать и отрезать по кусочку, задавая один и тот же вопрос: «Где твой брат?» Если ответишь, останешься с волосами.
Тереза окаменела, живой оставалась только коса, скрученная и дергающаяся в кулаке у Хорхе. Взгляд у нее сделался отрешенным. Тело еще было здесь, но сама она уже где-то там. Хорхе сноровисто распускал косу, а она даже не вскрикнула и не дернулась, просто сидела, глядя в пустоту, – такая неподвижная и задумчивая, словно с готовностью принимала участие в этом спектакле, но достаточно было приглядеться к ее сжатым побелевшим кулачкам.
– Остановитесь, – обратилась Олив к мужчинам. – Она не знает, где он.
Хорхе развернулся к Олив.
– Это она так утверждает.
Чик. Длинная черная прядь улеглась в пыли, точно змея. Зеваки не перешептывались и, кажется, не дышали.
– Сеньорита, – Грегорио повернулся к Олив, – не вмешивайтесь не в свое дело.
– Не мучьте ее, – сказала она. – Вы об этом еще пожалеете. Если ее отец узнает…
– Если ты не заткнешься, то будешь следующая! – закричал Хорхе и снова вскинул ножницы. – Где твой брат? – снова насел он на Терезу, но та хранила молчание, и он отхватил еще одну большую прядь.
«Тере, скажи хоть что-нибудь, – мысленно попросила ее Олив. – Соври». Но Тереза не размыкала губ, по-прежнему глядя на остов сгоревшей церкви, и Олив показалось, что это у нее срезали волосы. Хотя ее подруга ни разу не дрогнула, в пустых глазах светился страх.
– Где он? – вновь и вновь раздавался один и тот же вопрос. Не получая ответа, Хорхе отхватил волосы у основания черепа, большой разношерстный ком.
– Похожа на пушистый гриб, – засмеялся Хорхе. Деревенский люд его не поддержал, но и не попытался остановить.
– Тереза, я здесь, – выкрикнула Олив.
– Вот как она тебя отблагодарила, – сказал Грегорио.
Срезав копну волос, Хорхе достал из кармана опасную бритву.
– Что ты делаешь? – прошипел его напарник. – Она и так все поняла.
– Мне так не кажется, – ответил Хорхе и принялся соскабливать отдельные пучки, пока она не стала совершенно лысой, – такое унизительное наказание библейских времен, эпохи кровавых расправ.
– Вот что происходит, когда скрываешь информацию о разыскиваемом преступнике и отказываешься подчиняться закону, – объявил Хорхе, воздев бритву.
– Закону? – вырвалось у Олив.
Деревенские стояли как изваяния. Порезы на голом черепе сочились кровью. Хорхе потянул Терезу вверх, и она подчинилась как кукла.
– Снимай юбку и блузку, – приказал он.
– Хватит! – крикнула женщина рядом с Олив. Хорхе направился к ней.
– Что, Розита, ты на очереди? Тоже хочешь стать похожей на гриб? Я тебе обещаю, что ты будешь следующая.
Розита отшатнулась и замотала головой, лицо ее исказил страх. Тереза медленно стащила юбку и блузку и осталась в нижнем белье, из-под которого торчали худые ноги. Олив так хотелось прижать ее к себе, но она боялась, что это ей только повредит. Слишком уж завелся Хорхе, да и Грегорио, при всей неуверенности в себе, был достаточно опасен.
Последний принес из грузовика хламиду, сшитую словно в шестнадцатом веке, и бутылку непонятно с какой жидкостью. Он надел Терезе эту хламиду через голову и помог ей просунуть руки в тяжелые рукава.
– Сними туфли, – велел он ей, как отец ребенку, и больно было смотреть на то, как она молча подчинилась.
Она никак не могла развязать узел на шнурках, и Грегорио, потеряв терпение, просто распорол обувку перочинным ножом. Похоже, это стало последней каплей – не выбритая голова, не требование раздеться, – и эмоции вырвались наружу. Это была ее единственная пара, да, старая, но начищенная до блеска, и вот от туфельки остались кожаные ошметки, лежащие в пыли. Тереза ахнула и упала ничком, как подкошенная.
– Встать! – взвыл Хорхе, но она не пошевелилась. Он угрожающе помахал в воздухе бутылкой. – Вот так мы поступаем с предателями.
– Это кто предатель? – прохрипела Тереза.
– Хочешь, чтобы я сам влил это в твое горло?
Она подняла на него глаза, отказываясь выполнять его команду.
– Давай! – приказал старший своему напарнику.
Грегорио оседлал лежащую раньше, чем та успела что-то сообразить. Он завел ей руки за спину и прижал к земле коленом. Бледный, обливающийся по́том, он силой разжал ей челюсти.
– Пей! – приказал он. Шок от того, что и Грегорио ей теперь враг, совсем парализовал Терезу, и Хорхе без труда сунул ей в рот горлышко бутылки.
– Пей, – прошипел Грегорио. – Пей до дна.
Тереза округлившимися глазами уставилась на Грегорио, так что он не мог отвести взгляд, и сверлила его, пока в нее вливали жидкость. Некоторые из толпы, не вынеся этой жути, побежали прочь.
Опустошив бутылку, мужчины отпустили Терезу. Она давилась, из уголков рта на землю стекали струйки густого масла.
– Кто знал, что рядом с нами живет дьявол? – прошептал мужчина рядом с Олив.
– А теперь вали домой, Тереза, – сказал Хорхе. – И смотри, не уделайся по дороге. Если в ближайшие день-два мы его не найдем, снова жди нас в гости.
Тереза с трудом поднялась на ноги, но тут же споткнулась, и Олив, оттолкнув истязателей, подхватила подругу. На этот раз они ее не остановили. Тереза привалилась к ней, и две девушки поплелись восвояси, а деревенские расступались, давая дорогу бритоголовому задыхающемуся существу, способному в любой момент опростаться, после того как в нее влили целую бутылку касторового масла.
Никто не рискнул в присутствии Хорхе и Грегорио сказать ей ободряющие слова. Все, запуганные, стояли с полуоткрытыми ртами. Они глядели девушкам вслед, а те уходили по пыльной дороге в сторону далекой финки. Наконец они исчезли из виду.
