72
Они вошли в большой конференц-зал с панорамными окнами, из которых открывался вид на акваторию порта. Круглые столики с белыми скатертями, теснившиеся в помещении, были накрыты для предстоящего торжественного обеда, а на сцене в глубине зала возились техники, устанавливая освещение.
– Может быть, присядем? – предложил Фердинанд Месмер, усаживаясь за ближайший столик. Взяв со стола матерчатую салфетку, он отер вспотевшее лицо.
Томас сел и выложил на стол конверт. Месмер покосился на него, но удержался, чтобы не схватить.
– Из слов Катрины я понял, что вам неизвестно, куда он подевался?
Томас пожал плечами.
– Ладно. Тем больше я ценю, что могу получить его обратно. У вас нашлась возможность ознакомиться с содержимым?
– Я решил больше не откладывать… Нет иного выхода, кроме спасительного огня, – процитировал Томас.
Фердинанд Месмер нервно сглотнул:
– Я полагаю, вы пришли получить вознаграждение… причитающееся за находку утерянной вещи? Сколько?
Откинувшись в кресле, Томас холодно на него посмотрел:
– Когда я еще служил в полиции, и в особенности вначале, когда я был молодым ассистентом первой степени, меня часто посылали на место происшествия, где произошло самоубийство. Как правило, ты при этом сначала спрашивал у дежурного, идет ли речь о мужчине или о женщине. Это делалось из чувства самосохранения, хотя бы потому, что мужчины в этом случае действуют более целеустремленно, чем женщины. Для мужчины-самоубийцы типично броситься под поезд, повеситься или приставить себе ружье под подбородок и спустить курок. Один пожилой полицейский объяснил мне тогда, что все дело в том, что для мужчины – это выход из трудного положения, для женщины же попытка самоубийства – это скорее крик о помощи. Поэтому попытки самоубийства у женщин носят не такой бесповоротный характер. Женщины пробуют утопиться, глотают пачку таблеток, но они колеблются, создавая ситуацию, где потенциально возможно спасение. Даже когда они режут себе вены на запястьях, у них, как правило, находят потом множество словно бы пробных порезов. Сначала они наносят себе царапины и только после этого делают окончательный разрез – разрез поперек запястья, а он редко ведет к смерти.
Фердинанд Месмер уже нетерпеливо поглядывал на панорамное окно, за которым видны были его гости.
– Очень интересно, но я не могу понять, к чему вы клоните?
– К тому, что эти, если угодно, гендерные различия являются правилом, но среди них попадаются исключения.
– Не понимаю, какое это имеет ко мне отношение. Как я уже сказал, я охотно готов выплатить вам гонорар за добытые документы, потому что мне не хотелось бы, чтобы они попали в чужие руки.
– Колебания, – перебил его Томас, указывая на обезображенную руку Фердинанда Месмера. – Как, например, у пиромана, который жалеет о том, что устроил пожар, и готов сделать все, что угодно, чтобы его потушить. Вы тоже пожалели? Пожалели, что хотели сжечь свою семью? Что хотели убить себя и родного сына?
Фердинанд Месмер взглянул на покалеченную руку со сросшимися пальцами, которые сделали из нее подобие копыта.
– Могу вас заверить, что в тот вечер я ни секунды не колебался, и даже напротив.
– Вот как? Только одного не понимаю: почему тогда ваше письмо могло так сильно повлиять на Якоба столько лет спустя?
– Это письмо должно было напомнить Якобу, что он передо мной в долгу.
– В долгу – за что? За то, что вы не дали ему погибнуть в пожаре, который сами же устроили? – Томас посмотрел на Месмера и покачал головой.
– Вы все перевернули с ног на голову, – ответил тот. – Я не устраивал никаких пожаров.
– Но почему же тогда…
– Поджог устроил Якоб.
Томас в изумлении смотрел на Фердинанда Месмера:
– Так это письмо…
– …Написал Якоб. Это его письмо.
Томас уже не знал, что и думать.
– Мне надоело слушать ваше вранье. С меня хватит и прежнего.
– Я никогда вам не врал, Томас. Я не сообщал какую-то информацию, которую считал лишней, но только для того, чтобы оградить свою частную жизнь и частную жизнь своей семьи.
– Так почему же тогда Якоб решил покончить с собой?
– Честное слово, не знаю. Возможно, причина в том, о чем вы говорили: мужчины ищут в этом выход из безнадежной ситуации.
– Я сказал это не для того, чтобы вы повторяли мои слова.
– Извините, я не хотел. Но я действительно по сей день не могу понять, почему он поступил так. – Фердинанд Месмер покачал головой. – Наконец-то все сложилось как нужно. Месмограмма позволила нам получить фантастические результаты. Наше предприятие достигло небывалого процветания, крупные фирмы становились в очередь, чтобы воспользоваться нашей программой. Мы стали зарабатывать как никогда раньше.
– Возможно, у него были другие приоритеты?
– Якоб жил только работой. Семья была не главным в его жизни, хотя он прекрасно относился к жене и сыну. Он был хорошим отцом и мужем и заботился о том, чтобы его семья ни в чем не нуждалась.
– Есть большая разница между заботой и любовью.
– Я знаю. Но у меня нет никаких причин подозревать, что он не любил свою семью. Поэтому все и кажется таким нелепым.
– Так что же случилось?
Фердинанд Месмер набрал в грудь воздуха:
– Я стал замечать, что по мере того, как разработка нашего проекта подходила к завершению и на первый план вышли вопросы маркетинга и рекламы, Якоб все больше терял к нему интерес. Несмотря на то, что он грубил и осыпал бранью ведущих сотрудников, пропускал совещания руководящего состава фирмы, несмотря на то, что он все больше замыкался в себе, я полагал, что это некий переходный этап и в конце концов он закончится. Что ему просто требуется время, чтобы внутренне перестроиться, и он еще научится радоваться плодам своей работы. Очевидно, он оказался на это не способен, – с горечью добавил Фердинанд Месмер.
– Ну а что же пожар?
Фердинанд Месмер налил себе воды из стоявшего на столе графина и, отпив немного, продолжил рассказ:
– В тот вечер я допоздна засиделся на работе, и мне понадобился отчет, который лежал в кабинете у Якоба. Он давно уже уехал домой, и в этом не было ничего необычного. Сев за его письменный стол, я разбирал лежавшие на нем папки, как вдруг мне попалась на глаза запись в его блокноте. Блокнот лежал раскрытый на странице с предсмертной запиской. – Фердинанд Месмер понурился и опустил взгляд. – Я нашел ее только благодаря счастливой случайности.
– И что же вы сделали?
– Я… Я пытался до него дозвониться, звонил ему домой несколько раз, но трубку никто не брал. Тогда я поехал в Вирум, где они жили.
