Русь, ты вся поцелуй на морозе!Не знаю, что видел во мне Геннадий Львович.
Улыбаясь, щурясь, он откидывался на спинку чудовищно огромного черного кресла, пахнущего кожей и табаком. «Ты всегда задаешь много вопросов. А успеваешь ответы запоминать?»
Еще бы! Я уверенно кивал.
Доктор Клоубони большим клетчатым платком (он во всем был классичен) протирал тяжелые роговые очки: «Видишь Солнце? Правда талантливое явление?»
Еще бы! Я еще более уверенно кивал.
Мне нравился его способ растолковывать истину.
«А вот никто еще не написал о Солнце по-настоящему гениально. Гениально написано о Луне, о ночи, о страданиях. О революции», – непременно добавлял он. Его книжные шкафы были набиты не только научными работами. Там стояли томики Маяковского, Хлебникова, Сельвинского, Луговского, Асеева; он сам писал нечто такое, что даже мною определялось как стихи. Вот интересно: зачем человеку, занятому таким интересным делом, как наука, писать стихи?
«Разве радость не привлекает тебя?»
Я энергично кивал. Радость меня привлекала.
Доктор Клоубони печально заканчивал: «Боюсь, у тебя будут проблемы».
Впрочем, что-то такое я уже слышал. И гораздо раньше. От того же Паюзы.
Только сейчас понимаю, на каких собеседников мне повезло. В любой момент я мог обратиться со своими бесконечными вопросами к тому же доктору Клоубони, или к Б. С. Соколову, или к В. Н. Саксу, или к А. М. Обуту. Каждый из них был исключением, все они ни на кого не походили. У них даже юмор был свой.
Ю. Б. Румер (прощаясь): Геннадий Львович, непременно позвоните!
Г. Л. Поспелов (роясь в карманах): Телефон… Надо записать телефон…
Ю. Б. Румер: Не надо записывать. Вы легко запомните номер. (Пауза). Пятьдесят восемь двадцать пять.
Г. Л. Поспелов (изумленно): Соответствует?
Ю. Б. Румер (удовлетворенно): И статья, и срок.
Робинзоны среди бесчисленных Пятниц.
На земле рая нет. Рай потерян.
Может, уголки какие-то сохранились.
Ну, скажем, Долина бабочек на Родосе. Или ночной Стамбул. Или утренний Ганг под стенами Бенареса. Или Несебыр, печально заливаемый поздним солнцем. Или бухта Доброе Начало, отражающая в ленивой волне совершенный конус вулкана Атсонупури. Впрочем, отдел стратиграфии и палеонтологии, до отказа забитый пыльными образцами и такими же пыльными машинописными отчетами в кустарных переплетах, несомненно, относился к уцелевшим уголкам рая. А язык науки…
О, нежность терминологии.
Снежный заряд.Солнечная корона.Пустынный загар.Вечная мерзлота.Роза разлома.Бараньи лбы.Курчавые скалы.Профиль ветра.Дождевая тень.Ленточные глины.Зеркала скольжения.Угольные мешки.Ледниковый щит.Висячая долина.Мертвая зыбь.Атмосферный фронт.Конус выноса.Вересковая пустошь.Шепот звезди всё такое прочее.