— И что значит «кого-нибудь убить»? — спросил Нёт.
— Шучу я. Чего ты вскочил, сядь уже. Меч, вижу, у тебя, да и сам кого хошь убьёшь. Не пойму только, чёй-то вы в этот гадюшник залезли, али умишком Великие вас не одарили? Этот чего валяется? Больной? Заразный?!!
— Сам ты, — вступился за Тэйда Нёт. — Чего надо тебе? — он поспешно дёрнул к себе суму, к которой тянулись кривые Куамбасовы руки.
Инирия молчала и, слегка повернув голову, исподлобья следила за непрошеным гостем.
— Да ладно тебе, — переступил с ноги на ногу углежог Куамбас. — Вы бы шли отсюда, я тута одну ночку как-то сподобился переночевать, так до сих пор в дождливый день спину ни согнуть, ни выпрямить, так и хожу, как тележный обод, и рука высоко не поднимается, ступор в плече, хоть волком вой. А ты, девка, совсем мозга лишилась, застудиться хочешь? Детей кто за тебя рожать будет? Я или Рутька моя? И не помышляй, не бывать тому, — на полном серьёзе отрезал он. — Чего молчишь, девка? Хорош глазолупничать.
Инирия встала и будто невзначай лязгнула кинжалом. Куамбас тут же замолк, стоял теперь, дико вращая воспалёнными глазами и поджав гусиной гузкой чёрные от сажи губы.
— Куамбас говоришь? — засомневался Саима. — Углежог из Заовражья? Случайно нас приметил и пошёл следом?
— Так и было.
— Что за Жигари? — спросила Инирия. — Не знаю таких.
— Так и не мудрено, сошла на нет моя деревенька — полторы избы, две из них пустуют. Одно название и осталось. Зато теперь, когда в округе никого, можно уголь вовсю жечь…
— Углежог значит? А чего дымов не видно?
— Три стога на жёсткий прожог наново ставим. А красноугольная яма уже десятый день пыхтит, только с неё дыму почти нет, да и быть не должно.
— А запах? — спросил Нёт.
— Так вы со стороны гор шли, зайди от пустошей, под ветер, будет те и запах, и слёзы в глазах, и сопли до пупа.
— Ага… ну присядь, что ли, углежог, поговорим, — предложила Инирия.
— Да нечего мне с вами тут рассиживаться, говорю же, от местного климата у меня ломота в кости. Надо вам, так у меня можно переночевать, там и языки чесать сподручнее под винцо тыковичное… тут ходьбы-то меньше часа… под горочку, опять же. Ясен пень, обихожу вас не задарма, хором не обещаю, но ужин и теплая постель будут… а нет, так оставайтесь с Великими, а я пойду, чего высиживать-то, скоро стемнеет.
— И сколько ты хочешь за свои заботы? — поинтересовался Саима.
— По пять риили с носа за ночь и ещё по пять за кормёжку, за выпивку поговорим отдельно, на месте.
— А не жирно тебе будет? — подал голос Тэйд.
— Перетерплю, не беспокойся. Ой, а ты чего синюшный такой? Хм…Чё, и впрямь больной он? С тебя тогда десять монет за ночь… в сарае на сене положу. Ну, решайтесь уже, смеркается.
— Что ты заладил, больной да больной, — одёрнул его Саима.
Тэйд посмотрел на Инирию, спросил одними глазами: «Что делать будем?»
— Хорошо, — вслух ответила ему и Куамбасу Нира. — Но только…
— Знаю, знаю, — глаза сметливого углежога хитро блеснули. — Если что, так вы меня из-под земли достанете да всю родню на лоскуты порежете, а моей…
Полная желчи речь его была прервана одиноким ржанием лошади, донесённым ветерком откуда-то с севера.
— Кто это? — Куамбас кинулся к стене, прильнул к щели между досок. — Не те, — с досадой выговорил он и бросился к двери.
— Что значит «не те»? — Нёт схватил его за плечо.
— А то и значит!
— Стой.
— Э нет, ребятки, прощевайте, — прошипел Куамбас, выворачиваясь из объятий дауларца, — не по пути нам дальше. — Он кинулся к выходу.
— Уведи нас отсюда.
— Нет.
Инирия, мгновенно оценив обстановку и поняв, что без проводника, который знает эту местность как свои пять пальцев, им от погони не уйти, запустила руку в суму и вытащила горсть дииоровых монет.
— Тифта, за каждого.
Мужичок застыл в дверях, недовольно пробурчал что-то себе под нос.
— Две, — продолжила торг Инирия.
— Пять! — раздобревший с перепуга Тэйд впопыхах натягивал плащ изнанкой наружу.
Саима неодобрительно покачал головой, осуждая его необоснованное расточительство. Привыкший жить по средствам, он привык считать каждый риили и был поражен способностью Тэйда сорить деньгами, и неважно было, заработаны ли в труде те деньги, найдены ли в подземелье или же выиграны в триктрак у Инирии.
— Двадцать за всех?! Уговорили. Давай дииоро.
— Потом.
— Потом — по жопе долотом.
— Сказала потом, — сквозь зубы прошипела Инирия и на треть обнажила клинок.
— Потом так потом, — Куамбас шмыгнул носом и просиял той улыбкой, которую древесные коты обычно приберегают для маленьких оленят. — За мной давайте. И тихо мне чтоб, хошь резать будут, молчите. В лес! Живо!
Уговаривать никого не пришлось — три тени, разом сорвавшись с мест, кинулись за углежогом Куамбасом…
Рёв и топот, перемежавшиеся с грохотом металла, за их спинами неожиданно усилились, но к тому времени, как санхи выехали к лесопилке, беглецы были уже достаточно далеко, чтобы не быть замеченными…
Дорога шла мимо скопления огромных многовековых дубов. Было темно, изумрудный Сарос то и дело закрывали проплывавшие по небу облака, но впереди путеводными звёздами горели три фонаря, один за другим. У первого перед путниками выросли три купола со срезанными, недоложенными вершинами (стога, как называл их Куамбас), у второго — тлеющая синими глазницами сыродутная печь. Третий освещал два дома, стоявших углом к углу, и длинный до несуразности сарай. Вот и все Жигари, как назвал эти творения древнего зодчества Куамбас.
— Пришли. Расплатиться бы сразу за провóд. Уговор был? Нет? — пролепетал Куамбас, до сих пор не веря в свалившееся на него богатство (как-никак, а двадцати тифт ни один углежог и за полгода не зарабатывал). Он протянул к Инирии трясущуюся руку и украдкой облизал сухие прокопченные губы. — Мне от Рутьки — бабы моей, денежку припрятать… — получивши сполна, он приободрился, разогнул спину и махнул в сторону дома рукой. — Идите пока, я догоню.
— Э… а как? Кто там? — насторожился Тэйд. — Что сказать?
— Говорю ж, догоню. А коли охоты нет, здесь ждите, я мигом.
До дома было шагов двадцать. Тишина, поначалу казавшаяся абсолютной (Тэйд слышал, как тревожно бьётся сердце в груди), постепенно наполнялась звуками: беспокойно мыкнула корова, скрипнул колодезный журавль, дверь, звякнула цепь, хрустнул под ногой камешек… Неожиданно яростно забрехали собаки, в ближайшем окне загорелся огонёк, судя по всему, потревоженные обитатели с опаской вглядывались в темноту. Внутри загомонили. Голоса мужские, грубые…
