Рейнар отошел от постели больного, но по тому, как на его скулах заиграли желваки, Николь поняла, что он страшно взбешен. Она подавила вздох. Неужели все ратники Фокса будут отныне вечно ее ненавидеть? Неужели никто не поверит, что Саймон — сын Фокса? Она перевела взгляд на Фокса. Главное, чтобы он поверил, все остальное не имело значения. Нет, самым важным для нее оставалось, чтобы он выжил. О большем она и не мечтала.
Она наклонилась над мужем и дотронулась до его лба. Он все еще пылал.
— Его по-прежнему лихорадит, — сообщила она Гленнит.
— Его организм борется с ядом. Я дала ему снадобье, чтобы уменьшить жар, но он продержится еще несколько дней.
— Но ведь ему лучше, правда? — чуть слышно спросила Николь и затаила дыхание.
— Да, ему лучше. Как я уже сказала, он молодой и сильный. А теперь, когда ты дала ему повод жить, он изо всех сил станет бороться, чтобы остаться здесь, в этом мире.
— Повод жить… — Николь горестно покачала головой. — Сомневаюсь. Он меня презирает. И он не поверил мне относительно Саймона. Он считает, что я снова лгу и изворачиваюсь.
Гленнит подошла к кровати.
— Знаешь, о чем я подумала? Может, есть смысл послать за мальчиком и привезти его сюда, чтобы Фокс мог его увидеть. Возможно, он скорее признает живое дитя из плоти и крови.
— Да, но тогда он воочию увидит, что Саймон на него не похож, и окончательно уверует, что я лгу.
— Неизвестно, — проронила Гленнит. — Во всяком случае, стоит попытаться.
— А как же Фитцрандольф? — Николь жестом указала на окно, подразумевая лагерь неприятеля, раскинувшийся едва ли не под самыми стенами замка. — Как сможем мы доставить сюда Саймона, не подвергая риску его жизнь?
— Фитцрандольф не знает, что он твой сын, тем более не может догадываться, что мальчик — сын Фокса, — заключила Гленнит. — И Фитцрандольфу невдомек, что Жильбер де Вес-си, сдавая Марбо, действовал по твоему приказу, а не из предательских побуждений. Таким образом, де Весси должен иметь возможность покинуть Марбо в любое удобное для себя время и вывезти Саймона. Когда он прибудет сюда, ему нужно только доставить мальчика в мой дом в деревне. Я встречу его и приведу Саймона в замок.
— А вдруг что-нибудь пойдет не по плану? — прошептала Николь. — Что, если солдаты Фитцрандольфа остановят Жильбера на дороге?
— Тогда он скажет им, что Саймон захворал и что он пришел показать ребенка целительнице, поскольку в Марбо ему никто не мог оказать помощь. Не думаю, что они способны причинить зло больному мальчику, даже если Жильбер вызовет у них подозрения.
— Но кто отправится в Марбо, чтобы поведать Жильберу о нашем плане? — осведомилась Николь.
— Почему бы не послать Жильбера Фитцджильберта? — вклинился в разговор Рейнар, слушавший до сих пор женщин безмолвно. — Люди Фитцрандольфа его знают. К тому же он может сказать, что хочет вернуться в Марбо, потому что его волнует состояние матери. Молодой оруженосец ни у кого не вызовет тревоги. К тому же Фитцджильберт мог бы доставить Саймона в Вэлмар. Они как будто братья. Для матери естественно просить старшего сына позаботиться о младшем и доставить его к лекарю.
— Значит, ты согласен с планом Гленнит? — спросила Николь с удивлением.
Рейнар пожал плечами.
— Присутствие мальчика не помешает. Я и сам хотел бы на него взглянуть. — Он метнул в Николь еще один сердитый взгляд.
Гленнит вопросительно вскинула брови.
— А ты согласна, Николь? Можешь ты хотя бы раз отринуть свои страхи за Саймона и подумать о Фоксе?
— Да, хорошо, — согласилась Николь.
— Тогда я пойду переговорю с Жильбером, — произнес Рейнар. — Когда Саймон очутится с нами, я возглавлю наступление на армию Фитцрандольфа. Со строительством осадных машин они, похоже, не очень-то торопятся. Мне кажется, они не намерены всерьез сражаться за Вэлмар. Думаю, они ждут, когда Фокс умрет. Фитцрандольф полагает, что тогда мы охотно сдадимся.
— Глупый высокомерный человек, — бросила Николь. — Ему не приходит на ум, что у Фокса могут быть преданные солдаты, которые захотят отомстить за смерть своего командира.
Рейнар кивнул.
— Глупый и высокомерный. Что правда, то правда. К тому же он никудышный стратег и командующий. Поэтому я и рассчитываю застать его врасплох внезапной атакой. Уверен, что если мы предпримем наступление, то обратим его в бегство.
Тогда нам останется отвоевать Марбо. Николь задумчиво кивнула.
— А почему нельзя вернуть Марбо таким же способом, каким он был сдан — с помощью обмана и предательства? Слуги могли бы опоить сонным зельем солдат Фитцрандольфа, как они опоили Фитцера и его небольшой гарнизон. После того как воины неприятеля свалятся с ног, их можно будет вытащить за пределы крепости. Таким образом, Марбо снова окажется в руках рыцарей, преданных Фоксу.
— Иисусе Христе, да вы большая мастерица плести интриги такого сорта, — ахнул Рейнар. — Немудрено, что вам удавалось с такой легкостью водить Фокса за нос и столь часто дурить ему голову.
Испытав укол совести, Николь снова повернулась к раненому на постели. Их все еще разделяла стена лжи и предательства! Сумеет ли он когда-нибудь ее простить?
— Пожалуй, я пойду, — объявил Рейнар, — пора приводить план в действие. Если Джильбер успеет вернуться с Саймоном завтра к полудню, то мы проведем наступление после захода солнца. Фитцрандольф вряд ли будет готов к ночной атаке. Он слишком неопытный. Что касается наемников, которыми снабдил его принц Иоанн, то, какими бы отважными и закаленными они ни были, я сомневаюсь, что они станут рисковать собственными шкурами из-за человека, проявившего себя скулящим трусом.
Фокс снова погрузился в сон. В мрачную, зловещую тьму, наполненную неясными тенями и болью. Он опять находился в подземном коридоре под стенами Акра. Факелы сильно чадили и почти не давали света. В вонючем спертом воздухе стало трудно дышать. Длинный коридор изобиловал поворотами, и ему показалось, что он сбился с пути и никогда не сможет отыскать дорогу назад. Сердце отзывалось в груди тяжелыми глухими ударами. На теле выступил холодный пот. Он приблизился к тому месту, где коридор раздваивался. Потолок над ним вдруг затрещал и окатил градом камней. Он твердо знал, что если выберет неверный поворот, то затеряется в недрах земли навеки.
И тут он увидел ее. В сумрачном свете ее светлая кожа, — казалось, испускала сияние; темные волосы обвивали лицо неуемными прядями. Она поманила его за собой. Ее серые глаза были исполнены печали и нежности. Она что-то несла. Это был младенец. Одной рукой она прижимала его к груди, а второй манила за собой. Его сковал ужас. Место тьмы и удушья было преисподней. Если он сделает неверный выбор, то окажется навеки погребенным.
Ее губы зашевелились, но он не слышал ни звука. «Я люблю тебя», — прочитал он по ее губам. Потом ее образ начал таять. Времени оставалось мало. Ему нужно решаться. Он потянулся к ней… и провалился в небытие.
