Бертран поднялся, оправил длинную ночную рубашку и взялся за висевший на груди большой крест, инкрустированный драгоценными камнями.
— Возьмите это. — Бертран протянул крест Уиллу. — Он стоит целое состояние. Берите все, что хотите!
— Мы не воры, — хрипло проговорил Уилл. — Мы пришли с вами поговорить. И не намерены причинить вред.
Пытаясь успокоить Бертрана, Уилл вложил меч в ножны.
— Верно ли, что недавно вас посетил король Филипп?
Испуг в глазах архиепископа усилился.
— Кто вы?
— Друзья, стремящиеся помочь вам в противоборстве с королем.
Бертран с трудом сглотнул и повернулся к служке.
— Оставь нас, Пьер.
Служка поднялся на ноги.
— Но, ваша милость…
— Обо мне не тревожься.
Как бы в подтверждение этих слов Робер ободряюще похлопал его по спине. Служка неохотно развернулся и покинул покои. Его шаги затихли в галерее.
Бертран направился к постели, взял лежащую там бархатную сутану и накинул на плечи.
— Объяснитесь. Откуда вы узнали о визите короля? — Он вгляделся в лицо Уилла при голубом сиянии луны. — Мы встречались?
— Да. Примерно десять лет назад я присутствовал на совете в лондонском Темпле и потом видел вас несколько раз в королевском дворце в Париже.
— Так вы служите Филиппу? — Бертран туже запахнул сутану. — Чего еще ему от меня нужно?
— Нет, ваша милость, я не служу королю. Я пришел вам помочь.
— Каким образом? — Бертран отвернулся, закусив губу. — Я в полном смятении и не знаю, как быть.
— Зачем приезжал король?
Бертран долго молчал, затем устало опустился на постель.
— Он хочет сделать меня папой. Его союзники в Перудже уже готовят мое избрание.
— Филипп сказал вам, зачем ему это нужно?
— Он сказал, что, став папой, я должен буду выполнить пять условий.
— Какие? — спросил Уилл.
— Отменить анафему, наложенную на Гийома де Ногаре; назначить в Священную коллегию кардиналов — сторонников Филиппа и Франции; давать из своей казны деньги на его войны с королем Эдуардом и гильдиями ремесленников Фландрии; официально объявить папу Бонифация еретиком.
Архиепископ погрузился в молчание.
— Вы перечислили четыре условия, ваша милость, — подал голос Робер.
Бертран поднял глаза.
— И распустить орден тамплиеров, чтобы все его богатства перешли Филиппу и наследникам.
— Боже, — пробормотал Робер.
По тону рыцаря Уилл понял — тот до сих пор не верил в реальность таких планов.
— И какой был ваш ответ? — спросил он.
— Я отказался, — произнес Бертран, неожиданно разозлившись. — Сказал, что не стану осквернять Святой престол, что не распущу Темпл — ведь его рыцари единственные еще сражаются за возвращение Иерусалима. — Он опустил голову. — Но в ответ мне было сказано — если я не повинуюсь воле короля, они убьют моего сына. — Его лицо скривилось. — Боже милостивый, они захватили моего сына! Проклятые ублюдки похитили его!
Друзья обменялись ошеломленными взглядами. Затем Уилл подошел к архиепископу, спрятавшему лицо в ладони.
— Где они его держат, ваша милость?
— В доме, который я для него купил, недалеко отсюда. — Бертран в отчаянии сжал руку Уилла. — Мой дорогой мальчик! Разве я могу им пожертвовать?! Боже! Не могу!
— И что было потом, когда они вам это сказали?
Бертран тяжело вздохнул.
— Они заставили меня подписать соглашение и обещали возвратить сына, когда я стану папой.
Уилл ненадолго задумался.
— Мы вам поможем. А потом вы окажете услугу нам. Когда придет время, вы не должны выполнять требования короля. Вы не только не распустите Темпл, но и будете его защищать. Кроме вас, это сделать некому.
— Нет! — Бертран ничего не соображал от ужаса и все повторял имя сына. Снаружи зазвонил колокол, слишком рано для службы полуночия. Видимо, служка поднял тревогу.
— Послушайте меня, ваша милость. — Уилл согнулся, заставив архиепископа посмотреть на него. — Раулю не причинят вреда. Вы будете вести себя так, чтобы Филипп ничего не заподозрил. А затем, когда сядете на трон, мы освободим вашего сына и король потеряет над вами власть.
— Вы освободите моего сына? — В глазах Бертрана вспыхнула надежда. — Вы можете это сделать? Так освободите его сейчас!
— Нет. Филипп должен быть спокоен. Рауль получит свободу, когда вы сядете на трон и станете полноправным понтификом. Тогда король уже ничему не сможет помешать.
— А Ногаре? — выдохнул Бертран, рывком поднимаясь на ноги, когда в коридоре послышались возбужденные голоса. Робер поспешно задвинул на двери засов. Через секунду в нее начали колотить кулаками. Бертран посмотрел на Уилла. — Я слышал, папа Бонифаций умер от расстройства после бунта в Ананьи, который устроил министр. И ходят темные слухи, будто к смерти папы Бенедикта тоже приложил руку Ногаре. Он способен проделать то же самое и со мной.
— Доверьтесь мне, ваша милость. И я спасу вашего сына.
— Хорошо, — пробормотал Бертран. — Хорошо.
Дверь в его покои с шумом распахнулась.
29
Замок Винсеннес, королевство Франция 9 апреля 1305 года от Р.Х.
Въехав в лес, Филипп погнал коня быстрее. Свита едва поспевала за ним. Проникающие между деревьями лучи солнца окрашивали изъезженную дорогу в золотистые тона. Филипп знал этот лес хорошо. Он здесь рос. Лазал с братьями на дубы и каштаны, учился верховой езде и охоте. Здесь он за много лет до Мейден выпустил своего первого сокола. Воспоминания о тех днях делали его свободным. Он на время переставал быть взрослым, быть королем, отодвигались назад все заботы. Филипп снова чувствовал себя молодым каждый раз, когда ехал по знакомой дороге к замку, оставив позади неопрятный шумный город.
А сегодня имелся еще один повод для радости. На нем не было противной власяницы. Филипп не надевал ее почти две недели, и кожа на спине начала заживать. Удачная поездка в Бордо ободрила его настолько, что он позволил себе короткую передышку. Ежедневное укрощение плоти с каждым месяцем переносилось все тяжелее. Нырнув в зеленые дебри, он наслаждался свежими лесными ароматами и пением птиц. Тут в лесу он с братьями когда-то охотился на оленей и кабанов. В тени мощных деревьев он впервые робко ласкал Жанну. А потом среди этих деревьев бегали и резвились их дети.
Завидев впереди серые башенки замка, Филипп перевел коня на легкий галоп. День стоял ветреный и ясный, идеальный для охоты. Он решил устроить ее завтра, только с сокольничим Генри и несколькими избранными придворными. Он уже предвкушал непередаваемое ощущение удовлетворенности после удачно выпущенной стрелы или когда сокол настигал цель. Государственные дела редко доставляли ему такое удовольствие. Там все было запутанно и сложно. А в последнее время его невероятно измотал затянувшийся конфликт с Римом, непримиримость Бонифация и упрямство Бенедикта. Теперь, кажется, впереди забрезжил просвет. Ногаре в Италии следит, чтобы кардиналы проголосовали за Гота. И тогда, если только не случится ничего непредвиденного, он наконец сможет укрепить свое королевство и, что более важно, обеспечить спасение души.
