— И что за послание он передал через тебя Сейри?
— Я не могу сказать.
Я временно оставил эту тему.
— Где он сейчас? Где ты его оставил? Он уже присоединился к Троим?
— Он больше не один из лордов. Даже с такой тупой головой, как сейчас, я могу поклясться в этом, государь. И его нет в Зев'На. Но я не могу сказать вам, где он. Он прячется, государь, прячется там, где никто не может его найти. Он боится вас.
— Как ему и следует.
— Он знает, что вы не поверите ему. Он понимает это и не винит вас. Думаю, поэтому он и послал меня к госпоже.
— Ты хороший друг, Паоло. Мы с Сейри и каждый человек в обоих мирах навеки перед тобой в долгу. Но все это будет погублено, повсюду воцарятся страдание и смерть и жертвы тысяч людей окажутся напрасными, если Герик вновь присоединится к лордам. Раньше ты понимал последствия этого, и они не изменились и ныне — разве только к худшему.
Мы дошли до края садовой террасы, до белых перил, за которыми земля сбегала мягкими зелеными волнами к Лидийской долине, ближайшей к Авонару долине Айдолона. Ее пропитанные солнцем леса покоились между пиками гор Света, и по осени их листва забрызгивала огненно-желтым и багряным темно-синее авонарское небо. За четыре года в Авонаре я часто гулял здесь и мечтал о том, как приведу сюда Сейри. Я представлял себе ее лицо при виде этой красоты, восторженно сияющие глаза. Но теперь они не выражали ничего, а я больше нигде не замечал красоты. Я вцепился в белые металлические перила, пока мои костяшки не стали выглядеть их частью.
— Ты понимаешь, во что нам обошлось предательство Герика? Ты помнишь тех троих, некогда бывших зидами, кого я исцелил у Ворот? Они уже были готовы разрушить сердце мощи Зев'На, в то время как лучшие чародеи Авонара окружили крепость и создали стену из чар, которую не смогли бы пробить лорды. Моя советница Джарета нашла средство, способное освободить рабов-дар'нети. Мы могли победить без кровопролития, Паоло. Мы могли исцелить эту измученную землю. Но мой сын разрушил все это, и нам не осталось ничего, кроме крови и оружия. Но и этого было недостаточно. Предательство Герика укрепило лордов, раскрыло им наши уязвимые точки, и, если он снова объединится с ними, все будет потеряно. Оба мира. Навсегда. Я не могу этого допустить. Ты должен сказать мне, где он.
Паоло, юнец, которого, как мне казалось, я знал, встретился со мной взглядом, как никогда прежде, как мужчина с мужчиной. Ни страха, ни трепета, ни умышленной лжи не читалось в нем.
— Государь мой принц, я клянусь вам и госпоже всем, чем только возможно. Я отдам за вас жизнь, поеду за вами на край земли или верну вам свои ноги, если пожелаете, — или руки, или голову. Если это означает, что вы должны повесить меня, заковать в кандалы или вернуть к той жизни, для которой я был рожден, — пусть так и будет, но я не могу сказать вам то, о чем вы спрашиваете. Я поклялся — и чувствую это так глубоко, как только может человек чувствовать, что правильно, а что нет. Он не с лордами. Он прячется там, где никто не сможет его найти. Больше я ничего не могу вам рассказать.
— Ты знаешь, что любой дар'нети может прочесть твои мысли и выяснить все, что тебе известно.
Не совсем так. Лишь немногие сейчас обладали этой способностью, но Паоло не мог об этом знать. Он не дрогнул.
— Принц, которого я чту, не допустит этого. Ни за что, если я скажу ему, что не даю на это моего согласия.
— Быть может, принца, которого ты чтишь, больше не существует.
— Значит, эта война проиграна в любом случае, и не имеет значения, что я скажу или не скажу.
Именно эти слова, разумеется, нашептывало мне мое собственное сознание в течение четырех ужасных месяцев, но я не буду выслушивать их от невежественного мальчишки. Я выпустил на волю ярость, скопившуюся в моих руках, и ударом отправил его лететь через всю террасу.
— Радель!
Молодой дар'нети бегом примчался на зов.
— Возьми этого предателя под арест. Он не должен выйти из этого дома, пока я не решу, как с ним поступить. Я хочу, чтобы он ухаживал за моей супругой и каждый день видел, что с ней сделал его дружок.
— Конечно, я сделаю все, как вы сказали, государь, но не слишком ли это мягко для предателя?
Радель всегда готов проявить рвение.
— Ты не причинишь вреда Паоло, никоим образом. Никто не должен говорить с ним или пытаться допрашивать. Я лично выслушаю, что ему есть сказать, когда решу, что он должен заговорить. Ты меня понял?
— Конечно, государь. Как пожелаете.
— Подумай над простой загадкой, глупый мальчишка, — бросил я, поворачиваясь спиной к утирающему кровь юнцу, чтобы снова не потерять власть над своим кулаком. — Каким должен быть человек, чтобы исказить разум и память верного друга? Или чтобы послать его в пекло полумагической войны, пока сам отсиживается в тенях? Наверное, таким же, как тот, кто убивает юную мать в самом начале ее жизни или принуждает сильного, достойного человека вспороть себе живот. И если твоему языку запрещено говорить правду о том, где вы были, может, и твоему разуму запрещено вспомнить правду о том, кто он есть.
Я уже не видел, как Радель колдовал и уводил Паоло прочь. Я встал за спиной Сейри, поглаживая ее по волосам. Она сидела на краешке стула, глядя на восход, словно ждала, что из него выйдет кто-то ей знакомый.
Но я не мог долго оставаться рядом с ней, не теряя рассудка. Поэтому спустя несколько мгновений я покинул сад, вскочил на коня и вернулся в Пустыни. К полудню я зарубил полсотни зидов из войск генсея Сената. Мои люди окружили меня, ликуя, взмахивая клинками, крича, что Наследник Д'Арната пришел нести смерть Зев'На. И я, тот, кто несет смерть, топил свою ярость в крови врагов.
Глава 21
Вен'Дар
Первая встреча принца Д'Нателя с лейранским юношей вселила в меня огромную надежду. Принц был так привязан к мальчику, и, пока он весь долгий день сидел у его постели, я чувствовал, как ему хочется выразить это. Но юноша был сдержан. То ли он и в самом деле предал принца, то ли заметил перемену в нем и решил, что не может ему довериться. Я этого не знал, но печалился о них обоих. Если юноша продолжит молчать, последствия могут быть весьма суровы, и не столько для него, сколько для Д'Нателя.
На следующее утро Барейль рассказал мне, как принц позволил мальчику сбежать, и я понял его замысел. Я подгадал так, чтобы оказаться в штабе, когда принц вернулся из Нентао, в надежде услышать, что юношу и в самом деле тронуло прискорбное состояние госпожи, но получил лишь скупой отчет о провале. С тяжелым сердцем я наблюдал, как он снова с головой окунулся в войну и как вернулся поздно ночью, залитый кровью, а его солдаты превозносили совершенные им убийства. Если это продолжится, вскоре я уже не смогу дотянуться до него.
Итак, тем же вечером, не сообщив об этом ни принцу, ни даже своему мадриссе, я скользнул в портал к Авонару.
